Паскаль получил телеграмму в четыре часа. В шесть он вылетел в Милан, а уже без пяти восемь сделал пересадку на рейс в Венецию. Он так и не повидался с Агнес после своего возвращения из Лондона. Накануне он отправил ей сообщение о своем благополучном перелете из Великобритании в Париж, а позднее дал телеграмму и Мари-Анж: «Вылетаю. Сообщу о себе при первой возможности. Целую. Паскаль».
И вот наконец служащий отеля передал Мари-Анж сообщение: Паскаль уже в Милане, в Венецию прибудет к ужину. Ни на одну минуту она не сомневалась, что он обязательно прилетит к ней сюда, но все-таки почувствовала неожиданную слабость, представив, что Паскаль мог бы и отказаться.
Желая доставить ему приятные минуты, напомнить их первое свидание и заодно стереть из своей памяти Ричарда, Мари-Анж нашла то же самое платье, что было на ней, когда они встретились в Нью-Йорке. Она спустилась в бар, села в глубокое кожаное кресло и стала внимательно следить за входной дверью. Однако задумавшись, она не заметила, как он вошел, и почувствовала его присутствие лишь после того, как он опустился в кресло рядом с ней.
— Жестоко проделывать со мной подобные штучки, дорогая! Я ужасно устал. Лондон, Париж, Милан, Венеция — и все это в один день… Случилось что-нибудь серьезное?
— Ричард бросил меня, Паскаль…
— Надеюсь, ты не побежишь из-за этого вешаться?
— Если бы ты знал, как я расстроена, то не смеялся бы надо мной.
Он почувствовал, что его нервы не выдерживают, и недолго думая потянул Мари-Анж к лифту. Они поднялись в номер. Усевшись в кресло, Мари-Анж монотонным голосом продолжала рассказывать о своих злоключениях. Закончив свою печальную повесть, она попросила принести ей стакан воды. И вдруг бросилась ему на шею, заплакала. Преданность Паскаля и быстрота, с которой он откликнулся на ее телеграмму, успокаивали Мари-Анж лучше, чем длинные фразы. Тягостное ощущение полной бессмыслицы происходящего отступало.
Полгода, что она провела в Соединенных Штатах, не прошли для нее даром — Мари-Анж получила возможность испытать радость жизни, к которой она так стремилась. Однако избавиться от тяготившей ее душевной опустошенности ей все же не удавалось. А теперь еще отвратительная, мерзкая измена Ричарда!
— Мари-Анж, у меня вся рубашка промокла от твоих слез, — прервал ее монолог Паскаль. — Я устал, дорогая, и мне хочется пить. Не могла бы ты на некоторое время прервать свои излияния и сделать мне коктейль?
Она отпрянула и посмотрела ему в глаза:
— Ты находишь меня смешной?
— Нет, конечно. Но, пожалуй, несколько лицемерной. Ты же не любила Ричарда. Ты просто тянулась к нему, потому что он был твоим первым любовником, да к тому же таким красавчиком. Но ведь он глуп как пробка, ты не могла этого не понять. Ты ведешь себя, как настоящая идиотка, изливая на меня потоки горьких слез. Что ты оплакиваешь? Красавца-недоумка? Так знай, рано или поздно вам все равно пришлось бы расстаться.
— Паскаль!.. Я никогда не думала, что у тебя такое черствое сердце и… плохое воспитание!
— Для начала оставь в покое мое воспитание, а потом, скажи: если тебя не интересует мое мнение, зачем ты вызвала меня сюда? И наконец, черт возьми, получу я сегодня коктейль или нет?!
Надувшись, Мари-Анж решительно направилась к окну и повернулась к Паскалю спиной. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и снова захлюпала носом.
Паскаль сам нашел стакан и, налив в него виски, удобно устроился в кресле. Он ждал. Но разве до сих пор он мало ждал?
Мари-Анж наблюдала за бесконечным движением на Большом канале. Молчание Паскаля сначала вызвало у нее раздражение, потом оно стало действовать успокаивающе. Но все же — почему Паскаль так грубо разговаривает с ней, разве она дала повод? Что он мог знать о ее чувствах, если ей самой в этой жизни не все понятно? Она искренне поверила Ричарду, или, вернее, в свободные отношения. И ошиблась. Да, ошиблась, но что же, теперь ей выслушивать нравоучения до конца своих дней?
Любовь!.. Что ей было о ней известно? Единственная встреча с Жозефом могла стать началом большого счастья. Но могла и не стать. А разве можно назвать любовью то, что она испытывала в супружеской жизни с Полем. Об унизительной истории с Ричардом не хотелось и вспоминать.
Так что ей известно о любви? Нет, Паскаль чересчур строг по отношению к ней! Хотя почему она плохо думает о Паскале. Она всегда плохо разбиралась в людях. А Паскаль — настоящий друг.
Мари-Анж не решалась обернуться. Ей стало стыдно. Она вела себя как последняя идиотка, в конце концов, ей же не пятнадцать лет. Наконец, резко тряхнув головой, она взглянула на Паскаля. Он спал, откинувшись в кресле. Мари-Анж тихо засмеялась: ее привычка придавать всему на свете слишком большое значение на этот раз заставила ее полчаса проторчать у окна, уткнувшись носом в стекло.
Читать дальше