Дебора Тернер - Две жизни

Она не могла оторвать глаз от лица незнакомца — четко очерченного, властного, с жестким подбородком и неожиданно пухлыми, чувственными губами. Но доминировали на нем удивительно красивые голубые глаза, абсолютно лишенные тепла и безжалостно пронизывающие Рут, словно лучи рентгена. За высокомерной внешностью молодого человека угадывались колоссальная энергия и не меньшая сила воли.

В воображении девушки невольно возник образ парящего высоко в небе ястреба, готового в любой момент замереть и камнем упасть на обреченную жертву.

Сорочка и элегантные брюки были наверняка от прекрасного портного и великолепно сидели на нем. Впрочем, призналась себе Рут, надень он даже грязные джинсы и рубашку из магазина готового платья, все равно не потерял бы способности вселять в людей страх и одновременно неудержимо притягивать их к себе.

В отличие от него Рут была в униформе неудачников — старые, изношенные шорты и растянувшаяся во всех направлениях майка свидетельствовали о том, что она не на пике успеха и перебивается заработками лишь от случая к случаю.

— Здесь законы об охране собственности не столь строги, — произнесла Рут, гордо вздернув подбородок. — К тому же здешние озера считаются заповедниками.

— Только не это. Территория по эту его сторону — частное владение, и, даже если вы не знали этого, могли бы догадаться, увидев замок на воротах или перелезая через ограду.

Рут вспомнила, что сомнения шевельнулись в ней, когда она взбиралась на невысокую каменную стену. Но она постаралась тут же забыть о них, поскольку ей не терпелось выспаться где-нибудь вдали от людей.

Девушка вдохнула полной грудью. Впервые с тех пор, как она очнулась после операции в больнице, где ей наложили сотню швов на ноге, Рут почувствовала, что возвращается к жизни, и эта жизнь требует немедленных решительных действий.

— Как бы там ни было, — парировала она, — это не дает права вашему слуге грубо обращаться со мной. Ему достаточно было просто предложить мне покинуть вашу территорию. А если бы я отказалась выполнить просьбу, вы могли бы возбудить против меня дело. Впрочем, прежде вам пришлось бы доказать, что я причинила какой-либо материальный ущерб. В противном случае вас не стали бы и слушать.

— Похоже, вы только и делаете, что нарушаете границы чужих владений.

Рут удивленно взглянула на незнакомца.

— Вы прекрасно осведомлены о своих правах, — с ноткой сарказма пояснил он, и его тон заставил девушку пойти на попятный.

— Одно лето я проработала в министерстве охраны природы, где и познакомилась с законами об охране собственности, — с хрипотцой в голосе ответила Рут. — Силой доставив меня сюда, этот тип поставил себя вне закона. А местная полиция не поощряет насилия. И ваш слуга это прекрасно знает — ведь он новозеландец.

Не успела девушка поднять руку, чтобы продемонстрировать улику, как молодой человек сам все увидел. Несколько секунд он смотрел на красно-лиловые пятна, украшавшие ее запястье, а затем его ледяные глаза гневно вспыхнули. Однако он тут же прикрыл их длинными черными ресницами.

— Он вывихнул вам руку? — От его тона у Рут по спине побежали мурашки.

— Нет-нет, — поспешила ответить она.

Не говоря больше ни слова, он стремительно подошел к Рут и, бережно подняв ее руку, внимательно осмотрел запястье. Девушке вдруг почему-то стало нестерпимо жарко.

— Это он сделал? — Кивком головы незнакомец указал на синяки.

Внезапно, по непонятной причине пожалев своего похитителя, Рут решила взять вину на себя:

— Сама не знаю, как получается, но я вечно хожу в синяках… Нет, он не виноват. Собственно, все было так: я споткнулась и едва не угодила в воду, а он успел схватить меня за руку, видимо, не очень ловко, вот и оставил синяки… нечаянно.

Произнося свой монолог, Рут не отрывала глаз от большой темной ладони, на которой покоилась ее хрупкая, почти белоснежная рука. Сглотнув от волнения, девушка попыталась высвободить запястье, но он какое-то время не отпускал его; потом все же уступил, и она прижала тупо ноющую руку к груди. Обескураженная поведением молодого человека, Рут неуверенно шагнула назад и прислонилась к подоконнику.

— Извините. — Голос его звучал сухо и словно издалека.

С ее голосом тоже что-то случилось, и, слыша в нем неприятную для самой себя хрипотцу, она с упрямством, достойным лучшего применения, бросила:

— Кстати, я была не где-нибудь, а в пределах Королевской цепочки!