Лори Фостер - Смятые простыни

Ему было больно, живот свело, грудь стеснило, в паху пульсировала затвердевшая плоть. Нужно остановиться, а то он не сможет совладать с собой. Издав сдавленный стон, Коул убрал руки и отступил на два шага. Шелли медленно положила кий и повернулась к нему лицом.

Ее волосы растрепались, в глазах таилось отчаяние. Стараясь не обращать на это внимания, Коул попытался вернуть чуть было не утраченный контроль над собой:

— Наверное, будет лучше, если я позову одного из своих братьев поучить вас?

При этих словах Софи почувствовала разочарование, что-то внутри ее оборвалось. Коул не желает ее, несмотря на то что она старается быть сексапильной, он не желает ее. Прикусив губу, Софи отвернулась, чтобы мужчина не увидел, как она покраснела от унижения. Она никогда не умела красиво краснеть. Если у других женщин при смущении на щеках появлялся милый розовый румянец, то она заливалась краской вся — от груди до корней волос, даже нос и уши становились пурпурными. При ее светлой коже это выглядело не слишком привлекательно.

В дверях показалась голова Зейна. Он ощупал взглядом Шелли, и его брови удивленно взлетели, потом перевел взгляд на брата и тихо сказал:

— Мак уже ушел. В баре никого нет, и Чейз готов закрывать. Я тоже уезжаю домой.

Софи спиной почувствовала, что Коул подошел к ней.

— Хорошо. Езжай осторожно. Говорят, дороги очень скользкие.

Думая только о том, как бы теперь отсюда улизнуть, Софи с вежливой улыбкой снова повернулась к Коулу. К счастью, краска уже схлынула с ее щек. Оказалось, что учитель стоит ближе, чем она думала, и Софи поспешно отступила.

— О, простите! — вырвался у нее нервный смешок. — Я… э-э-э… полагаю, что урок бильярда окончен. Мне следует дать вам возможность заняться своими делами.

Коул колебался. Но воспитание взяло верх.

— У нас есть еще полчаса — достаточно, чтобы вы смогли стать участницей нашего конкурса, если вас это все еще интересует.

Он продолжал пристально рассматривать ее своими золотисто-карими глазами. Софи молила Бога, чтобы Коул ничего не заподозрил. Если сейчас раскроется ее хитрость, она умрет на месте. Тем не менее Шелли сделала то, о чем всегда мечтала, но на что не могла решиться Софи: сделала шаг навстречу и положила руку ему на грудь.

Софи была потрясена твердостью его мускулов и силой той энергии, которую он излучал. Не было нужды притворяться взволнованной: от этого пронизавшего все ее тело жара голос зазвучал хриплым шепотом:

— Ну разумеется.

Коул накрыл ее руку своей ладонью и немного придержал.

— Фотоаппарат у меня в кабинете. Вы можете подождать здесь…

— Лучше я пойду с вами.

Сдержанность боролась в ней с любопытством. Софи было необходимо в одиночестве справиться с болью, которую он причинил, отвергнув ее. Но она давно хотела заглянуть в его кабинет, который может многое рассказать о своем хозяине.

В рабочей комнате Коула стоял узкий, очень жесткий диван. Софи много раз слышала шутки его братьев насчет того, как хорошо вздремнуть в кабинете Коула, особенно часто это говорил Мак, у которого всегда была масса домашних заданий.

Сколько раз Софи представляла себе старшего Уинстона в этом кабинете за толстой деревянной дверью сидящим за рабочим столом или прикорнувшим на диване. Теперь она хотела убедиться, насколько воображаемое соответствует действительности, поскольку фантазии, судя по всему, единственное, что ей остается.

Коул нехотя согласился:

— Хорошо.

Он положил руку ей на плечо и слегка подтолкнул вперед. Одно лишь это невинное прикосновение вызвало в воображении Софи множество иных картин: его рука на ее талии. С легкой дрожью она представила, как эта широкая шершавая рука касается ее тела…

Свет в кабинете был выключен, и холодный полумрак окутал Софи. Как только Коул вошел следом и закрыл дверь, девушка обернулась, и они столкнулись друг с другом. Софи показалось, что ее ноги приросли к полу.

— Шелли…

Голос у него был хриплым и напряженным. Софи почувствовала, что легкие вотвот разорвутся от острого волнения, которое она испытывала при прикосновении его стальных мускулов.

Не в силах противиться искушению, она медленно поднялась на цыпочки и уткнулась лицом ему в шею. Господи, ощущение было именно таким восхитительным, каким она его себе и представляла.

Его руки сомкнулись вокруг нее.

— Лампа там, на столе, — пробормотал Коул, и в его голосе прозвучало что-то похожее на отчаяние.