Дайана Кобичер: Неужели это он?

Тогда Доминик выходила на прогулку. Она всегда шла одним и тем же маршрутом — вдоль берега моря под студеным ноябрьским ветром, по мокрому от холодного дождя песку. Кроме нее на пляже почти не бывало людей, только владельцы собак со своими питомцами. Всех их она знала с детства. Они радостно приветствовали ее еще издали, а она весело махала им в ответ. Так прошел почти месяц.

Однажды в конце ноября, гуляя по берегу, Доминик увидела, что навстречу ей движется какой-то незнакомец. Когда он подошел ближе, Доминик с удивлением узнала того противного красавчика из «Гранд-отеля», который назвал ее противоречивым созданием. Видимо, он гостит здесь у кого-нибудь из своих друзей, решила она.

Мужчина, очевидно, тоже вспомнил ее, так как остановился и стал ждать, когда она поравняется с ним. Дул пронизывающий ветер, воротник его мокрого плаща был поднят.

Доминик подошла и вежливо, но холодно поздоровалась. Однако, похоже, ее холодность ничуть его не смутила.

— Знаете, я всю жизнь считал, что только у меня любимая погода для прогулок — это холодный дождь и пронизывающий ветер. Приятно узнать, что я ошибался.

И как-то само собой получилось, что они пошли дальше рядом, даже не пытаясь разговаривать, потому что обоим не хотелось лишний раз открывать рот на таком ветру. Так прошло минут двадцать, потом они, не сговариваясь, повернули назад в город.

— Спасибо за прогулку, но дальше со мной идти не надо, — сказала Доминик, когда они вышли на Ратушную площадь. — Я живу у моря по другую сторону Остенде.

— Но там, насколько я знаю, никто не живет, — удивился ее спутник. — Там только музей Джеймса Энсора.

— Все правильно, — улыбнулась Доминик, — мой отец — директор музея.

— Ну тогда мне придется вас проводить. Честно говоря, я приехал сюда, чтобы познакомиться с вашим отцом. Не удивляйтесь, я не искал его на берегу моря. Просто мне нужно было подумать и собраться с мыслями, прежде чем идти к нему… Ох, ради Бога, простите! Сидней Харпер, искусствовед, — представился он и протянул ей руку ладонью вверх.

— А я Доминик ван Блоом. — Она несмело вложила свои пальчики в его узкую, но сильную ладонь. — Я могла бы догадаться по вашему акценту, что вы американец. Интересно, откуда вы так хорошо знаете фламандский?

— Фламандская живопись и ее место в Северном Возрождении — была темой моей диссертации, а сейчас я в основном занимаюсь Британией, восемнадцатый век. Кстати, я англичанин, а не американец.

Доминик смутилась, и дальше они пошли молча. Обидно все-таки, что мне в голову не приходит ничего умного, чтобы поддержать разговор, думала она по дороге. Вот Поль, тот умеет заговаривать зубы, он сейчас был бы очень кстати. Все, забудь о Поле! — одернула она себя.

Они вошли в дом, и Доминик провела гостя в гостиную, собираясь позвать туда отца. Но, к ее немалому удивлению, в гостиной ее ждал Поль, причем не один, а с Жюстин, девушкой, которая увела от нее Поля на вечере в «Гранд-отеле». Здесь же был и отец, которого Доминик никогда не видела таким сердитым и раздраженным.

— Привет, Домино, — заорал Поль как ни в чем не бывало. — Жюстин хочет купить своим предкам какой-нибудь подарок на Рождество, они у нее помешаны на всяких статуэтках, картинах… А твой папа уверяет, что у вас нет ничего подходящего.

Жюстин снисходительно поглядывала то на своего кавалера, то на Доминик. В длинном пальто из голубой замши, с волосами, распущенными самым продуманным образом, Жюстин была неотразима. Доминик в своем скромном платье снова почувствовала себя серой мышкой.

Первым ее побуждением было немедленно бежать вон из гостиной, но она быстро взяла себя в руки. Улыбнувшись, она небрежно кивнула Полю и его спутнице.

— Привет, Поль, рада тебя видеть… Папа, это мистер Сидней Харпер из Англии, он приехал к тебе.

После того как менеер ван Блоом увел гостя в кабинет, Доминик занялась сладкой парочкой. Объяснить Полю, чем занимается коммерческий отдел их музея, было невозможно. Доминик решила отделаться от гостей самым простым способом. Она заявила, что с удовольствием покажет Жюстин каталог и та несомненно подберет себе что-нибудь всего за какие-нибудь тридцать-сорок тысяч франков.

Доминик тут же стало стыдно за то, что она позволила себе эту маленькую месть, стоило ей только увидеть, как растерялся Поль под холодным взглядом своей новой пассии.

Два голубка, раздраженно воркуя, покинули ее дом. Доминик вежливо проводила их. Глядя в окно, как отъезжает машина Поля, она поймала себя на мысли, что ей больше не больно. История ее первой любви подошла к концу.