Дорис Смит - Только ты

Машина? Так это серебристое воплощение мощи и скорости не принадлежало отцу Трой! Оно было собственностью Ангуса Макаллана! Можно было бы догадаться. Ведь машина тоже была одна-единственная в своем роде.

— Сколько она может выжать? — внезапно спросила она.

В зеленых глазах промелькнуло совсем новое выражение.

— Сказать?

— Кстати, Мэгги, насчет «сказать», — беззаботно вмешался Дерек. — Давно бы пора! Так какое твое решение? Трой ждет его.

— О да! Пожалуйста! — Да, Трой была актрисой. Трудно было поверить, что это она недавно раздраженно бросила фразу насчет ненависти к Мэгги Кэмпбелл. — Теперь вы наверняка все решили. Каков ваш приговор? Да или нет?

Это был ее последний шанс. Все глаза были обращены к ней. Она видела живой взгляд Трой, безмятежное лицо Дерека и каменно-безразличное — Ангуса Макаллана. Она вздохнула, как перед прыжком в воду:

— Извините, нет.

— Ты понимаешь, от чего ты отказалась? — язвительно-спокойным тоном спросил Дерек.

Никогда не теряющаяся Трой лишь произнесла:

— Мне очень жаль. Может быть, вы еще передумаете? — и тут же принялась говорить о чем-то другом.

Ангус почти сразу же откланялся. Его рукопожатие было небрежным. Заметил ли он вообще великую сцену отречения? Зато Дерек заметил. Уголки рта опустились, и резче стали морщинки между бровей. Он был мрачен, как грозовая туча.

Для Мэгги самое худшее только начиналось. Она ответила просто:

— Да. Я ничего не могла с этим поделать. — Он промолчал, и Мэгги продолжала: — Дерек, я правда хочу вернуться. Я хочу жить в Шотландии. Я хочу привезти Келли на родину. Но не так. Это было бы неправильно.

Он жестко взглянул на нее:

— Неправильно?

— Да. Сначала я не понимала. Я думала, что у Трой безвыходное положение. Но это не так. Она может уговорить Мака — так его зовут? — остаться. Он согласится, ведь теперь Роберта Макаллана нет в живых. Она почти так и сказала. И этого хочет Ангус Макаллан. Пусть все остается как было.

— Ангус Макаллан? — Дерек взглянул на нее. — Он уже с тобой побеседовал?

— Я уже говорила. Утром, когда я встретила его, он сказал, что это мужская работа.

— И ты отступилась?

— Не тогда. Тогда я решила согласиться назло ему. Но потом я поняла, насколько это было бы неверным. Он бы возмущался, мне пришлось бы обороняться, и ситуация была бы невыносимой.

— В жизни не слышал такой ерунды собачьей, — сухо сказал Дерек. — Да пусть возмущается сколько угодно. Права-то ты.

— Я так не думаю. Если бы я была единственным вариантом, тогда — да. Но это не так. Можно все уладить, не причиняя никому неприятностей. В жизни их и так много. Так что не следует создавать дополнительных, какими бы незначительными они нам ни казались.

— И ты смиренно сходишь со сцены, так?

— Ты не понимаешь… — безнадежно сказала она.

— Мне действительно сложно это понять.

— Ах, Дерек, — в ее голосе появилось раскаяние, — мне самой это так неприятно. Ты столько для меня сделал.

— Пустяки. — Он сказал это нарочито-безразличным тоном, но было понятно, что он глубоко задет. — В конце концов, это твое дело.

— Просто я чувствую себя… — она подбирала слово, — подставленной. Я окажусь там, где мне не следует быть, где меня не хотят видеть. Я буду под его наблюдением и все время настороже. Все равно, что жить бок о бок со шпиком.

— Ты несешь такую чушь, — ровно произнес он. — И сама это знаешь.

Остаток пути прошел в молчании. Она думала, что он не выйдет из машины проводить ее. Но он вышел, взял ключи у портье и поднялся с ней. Однако о примирении не было и речи.

— Мне, наверное, лучше уехать завтра домой, — неловко произнесла она.

— Пожалуй, — небрежно откликнулся Дерек. — Нет смысла договариваться о встрече, все равно я весь день завтра занят.

— Дура я?

— Угадала, — откликнулся Дерек. — Все было устроено специально для тебя. Мак готов был забрать заявление об уходе, я это знал, и Трои — тоже. Фактически она собиралась просить его об этом, когда я подкинул ей идею взять тебя. Мне очень жаль. Не часто я говорю себе: «Черт с ней, с этикой», и это как раз такой случай. Ты восемнадцать месяцев торчишь в этой забытой Богом дыре. Я устал от всего этого. Еще не поздно. Позволь мне позвонить Трой. — Сейчас его тон был так же нежен, как и успокаивающее объятие.

Это была суть Дерека — доброта, мягкость и полная неспособность к принуждению.

— Ну, пожалуйста, дорогая, попробуй. Это ненадолго.

Он покраснел. Почти совершенные черты лица, пепельно-седая прядь на высоком лбу и мальчишеский взгляд голубых глаз. Почему же она так испугалась? Действительно ли он имел в виду то, что ей показалось? И если да — в чем тогда дело?