Энн Вулф - Я буду рядом

— Только не «Хилтли», только не «Мирикал Мэйд», только не… еще десяток ресторанов! — возмутился Поит. — Нельзя быть такой сентиментальной, Гермия. Может, теперь ты переедешь из Мэйвила в другое место? Как тебе идея?

— Мне казалось, ты меня понимаешь, — обиделась Гермия. — Не думала, что ты окажешься таким бесчувственным!

— Я просто реалист, Гермия… И пытаюсь помочь тебе выбраться из того порочного круга, в который ты сама себя загоняешь. Так нельзя. А теперь слушай меня внимательно. Если в восемь часов тебя не окажется за одним из столиков «Хилтли», я приеду к тебе домой с отрядом полицейских, которым сообщу о том, что ты планируешь покончить с собой. Поняла?

— Что?! — Гермия не верила своим ушам.

— То, что слышала. Можешь не сомневаться в том, что я это сделаю.

Она и не сомневалась. Судя по голосу, Поит был настроен решительно. Стоит ли проверять его слова или все-таки согласиться? Хуже уже не будет. То, что она пережила за эти три дня, измотало ее, и теперь она не чувствовала практически ничего. Она согласится, а там будь, что будет.

— Хорошо, — тусклым голосом ответила она. — Я приеду, Поит. Только пеняй на себя, потому что я сейчас не очень-то контролирую свои слова и действия.

— Отлично, — повеселел Поит. — В восемь в «Хилтли». И не вздумай меня обмануть.

— Не обману.

Гермия положила трубку и подошла к зеркалу. Наверное, работники «Хилтли» решат, что к ним пожаловала сама госпожа Дракула. Бледное лицо, синие тени под глазами, отсутствующий взгляд. Хороша, нечего сказать… Но приводить себя в порядок не было никакого желания. Ни малейшего…

С тех самых пор, когда Гермия последний раз посетила «Хилтли», он не изменился. Все те же деревянные столы с пузатыми ножками. Все те же огромные стулья, на которые с легкостью могли сесть два человека. Все тот же свет, приглушенный и приятный. Все та же легкая музыка. И такая же атмосфера тепла, радости и бесшабашного веселья.

Только Гермии сейчас было совсем не до веселья. Воспоминания тут же хлынули на нее потоком яркого, ослепительного света. Только если от яркого света можно защититься темными очками, то от света воспоминаний спасения не было. Гермия присела за одинокий столик и заказала себе бокал легкого фирменного коктейля «Кантри».

И какого черта добивался Поит, пригласив ее сюда? Наверное, возомнил себя знатоком человеческих душ и решил, что вышибет клин тем же самым клином… Вытащил из дома да еще и опаздывает. Гермия прищурилась, взглянув на часы. Как есть, опаздывает. И даже не звонит, чтобы предупредить и извиниться…

Кстати, насчет «Хилтли»… Что-то она не помнит, чтобы рассказывала Пойту о том, с какими воспоминаниями связан у нее этот кабачок. Тогда почему он сравнил его с «Мирикал Мэйд»? Откуда узнал? Наверное, Гермия возражала против этого местечка слишком категорично. И он догадался… Поит всегда прекрасно чувствовал ее настроение. А уж теперь, когда отношения между ними приобрели дружескую окраску, он стал понимать ее еще лучше…

Гермия огляделась по сторонам. Пойта по-прежнему не было. Ей стало не по себе. А вдруг он так торопился на эту встречу, что по дороге с ним что-нибудь случилось? Нет уж, лучше об этом не думать…

Официантка, хорошенькая девушка, одетая как дочка фермера девятнадцатого века, принесла Гермии коктейль. Правда, пить его ей уже не хотелось. Сделав над собой усилие, Гермия нашла губами соломинку и глотнула. В общем-то, совсем не плохо. Даже вкусно. Через несколько минут внутри стало теплее. Тронулась невидимая льдина и поплыла в непонятном направлении…

Гермия махнула официантке и заказала еще один бокал. Так легче, честное слово, легче, уговаривала она себя. Тупая боль, досаждающая ей все это время, потихоньку уходила. Горечь таяла. Главное, не переборщить с напитком. Надо вовремя сказать себе стоп. Иначе к приходу Пойта — если он, конечно же, когда-нибудь придет, — Гермия будет похожа на нетрезвого вампира…

Заиграла знакомая песня. Эту песню Гермия смогла бы угадать даже с одной ноты. Эта песня, простая, но душистая, как утренний луг, пробуждала в ней те самые чувства, от которых она так хотела избавиться. Эта песня мучила ее и одновременно доставляла ей радость, сковывала ее и одновременно дарила несказанное наслаждение, забиралась в самые отдаленные лабиринты души, а потом вспархивала из них, как бабочка, и сладко щекотала душу…

Она вслушивалась в безыскусные слова и чувствовала, как к горлу подступают рыдания.