Карла Кэссиди - Предел мечтаний

Тэннер улыбнулся уголком рта, и Колетте стало жарко от этой улыбки.

— Неужели я настолько прозрачен? — спросил он.

— Именно сейчас так оно и было, — ответила она и отвернулась, чтобы скрыть румянец, который вызвала в ней его улыбка.

— Милости просим в наш «Мал-малыш», — произнесла она, включила верхний свет и снова заперла дверь, когда Тэннер вошел в магазин вслед за ней. — Если хотите, пройдите в кабинет, и я сделаю вам кофе.

Показывая Тэннеру дорогу, Колетта чувствовала, как его взгляд скользит по витринам, по мебели, по образцам товаров.

Колетта гордилась планировкой магазина. Она долго разрабатывала ее, призвав на помощь все свои знания законов торговли, и наконец создала помещение, в котором покупателям было удобно, а атмосфера побуждала к покупкам.

— А здесь у вас что? — спросил Тэннер, заметив в дальнем конце помещения участок, где стояли козлы для распиливания досок и лежали кое-какие инструменты.

— Здесь я думаю устроить детский уголок. Поставим скамеечки и столики с книжками и головоломками. Многие приходят к нам с детьми, так что, по-моему, было бы хорошо, если бы дети нашли чем себя занять, пока мамы делают покупки.

— Очень разумно, — одобрил Тэннер.

Колетта улыбнулась.

— Все в интересах бизнеса. Родители, как правило, уделяют товару больше времени, когда дети не хнычут и не дергают их за полы. А чем больше у родителей времени, тем больше соблазн потратиться.

Она провела Тэннера в кабинет.

Она всегда считала, что в магазине просторный кабинет, но, как только в помещение вошел Тэннер, у нее возникло ощущение, что стены заметно сдвинулись.

— Прошу вас, садитесь.

Она указала ему на стоявший у стола стул, а сама прошла в угол, где была раковина, а на приставном столике — кофейник.

Наполнить кофейник водой и включить его было делом нескольких секунд, после чего Колетта села за свой рабочий стол. Ей пришлось подавить в себе внезапную, необъяснимую нервозность, охватившую ее, едва она вдохнула запах свежего кофе.

Накануне вечером, когда рядом находилась Джина, ей было легко с Тэннером. Но сейчас она почувствовала себя не в своей тарелке. Теперь Тэннер был не столько братом Джины, сколько чрезвычайно привлекательным одиноким мужчиной, у которого, по словам Джины, не было девушки вследствие его упрямства.

Они не начинали разговор, пока перед ними не оказались чашки с горячим кофе. Тогда Колетта взяла пакет и предложила Тэннеру рогалик.

— Судя по вашему магазину, вы очень любите маленьких детей, — заметил он.

— Я люблю детей, — без смущения подтвердила она. — Но я решила заняться торговлей детскими вещами не поэтому. — Его поднятые брови свидетельствовали о неподдельном интересе, поэтому она продолжала: — Мне хотелось открыть предприятие розничной торговли. Я не один месяц думала и наконец остановилась на детских вещах.

— Почему именно на детских?

— Я тщательно изучала рынок и убедилась, что мы сейчас находимся на пороге нового пика деторождения. К тому же дети будут рождаться вне зависимости от состояния экономики.

— Очень интересно, — проговорил Тэннер. — Значит, ваше решение было продиктовано скорее рассудком, а не чувствами.

В его интонации Колетте почудилась нотка неодобрения, и она, словно защищаясь, вскинула голову.

— Опыт мне подсказывает, что лучшие решения мы принимаем тогда, когда нами руководит разум, а не сердце.

Его ленивая, неотразимая усмешка немедленно заставила ее напрячься.

— Ну, когда имеешь дело с коровами, особенно чувствительным не станешь.

Сделав вид, что целиком сосредоточилась на кофе и рогаликах, Колетта отчаянно старалась нащупать тему для разговора. Естественно, обсуждать с ним положение Джины ей не хотелось. Не хотелось влезать в состязание брата и сестры в упрямстве.

— Джина мне говорила, что вы родом из какого-то маленького городка в Канзасе, — наконец сказала она.

Он кивнул.

— Фоксран. Он больше похож на большой поселок, чем на город. Все знакомы друг с другом, и, как правило, все в курсе дел друг друга. Но я не могу себе представить, как жить в другом месте.

— Ваши родители тоже там живут?

Синие глаза Тэннера как будто обратились куда-то вглубь, и Колетте показалось, что она уловила в них тень боли. А он между тем смотрел на кофейную чашку.

— Моих родителей давно нет в живых. Они погибли в автокатастрофе, когда мне шел двадцать первый год, а Джине было десять. На моих плечах осталось ранчо, находившееся на грани финансового краха, и десятилетний ребенок.