Барбара Делински - Язык цветов (Сборник)

Синтия опустила голову и уставилась на ковер. Она знала обо всем, хотя предпочла бы не знать. Дайана проявила настойчивость. Понадобились долгие часы бесед, объяснений и рассуждений, прежде чем дочь Синтии наконец успокоилась.

— О твоей «смерти» Дайана узнала от моей матери, — призналась Синтия.

— А ты не стала опровергать ее слова.

— Да, не стала.

— Напрасно.

— В отличие от тебя Дайана заявила об этом, не стесняясь в выражениях.

— Даже в разговоре с бабушкой?

— К ней Дайана отнеслась снисходительнее. Дайана всегда зависела от Гертруды в меньшей степени, чем я. Похоже, Гертруда ее побаивается. В некоторых отношениях они близки, но в целом Дайана держит Гертруду на расстоянии. Правда, она каким-то образом научилась сочувствовать Гертруде.

— А я — нет, — нахмурился Расс, — и вряд ли когда-нибудь научусь. Как она могла сказать моей дочери, что я погиб?

Синтия пожалела, что не может присоединиться к негодованию Расса: не опровергнув сразу ложь матери, она стала ее молчаливой союзницей.

— Такое объяснение было удобно для мамы. Все ее друзья знали о нашем браке. Все помнили, что родные отреклись от меня. Говорить о том, что ты ушел воевать, маме было легче, чем объяснять, что ты бросил меня. — Помолчав, Синтия сухо добавила: — Хоффманов никто не бросает. Нами дорожат.

Если бы Расс не был так поглощен гневом, он различил бы в словах Синтии самоуничижительные нотки. Однако он кипел, возмущаясь тем, что долгие годы его считали мертвым.

— Твоя мать ненавидела меня. С самого начала она считала, что я ни на что не гожусь. Чтобы доказать это, ей требовалось заявить только об одном: что я сбежал.

— Смерть на войне почетнее побега. — Синтия нахмурилась, вспоминая, что к тем же доводам прибегала сама шесть лет назад, споря с Дайаной. — Мама — гордая женщина. И руководствовалась не чем иным, как стремлением «сохранить лицо». Она ясно дала понять своим друзьям и знакомым, что я совершила глупость, выйдя за тебя замуж. Но как только я вернулась домой, мама поспешила оправдать меня. Она не стала оповещать о твоей смерти весь город — Боже упаси! Боялась, что ее уличат во лжи те, кто знал, что на самом деле ты жив. И, не вдаваясь в подробности, отвечала на вопросы лишь некоторых близких знакомых.

— Например, Дайаны… — пробормотал Расс, стараясь сдержать гнев. — Разве в детстве она не расспрашивала обо мне?

Синтия взглянула на него в упор.

— Она считала своим отцом Мэттью. Он официально удочерил ее, она носит его фамилию. Я сказала Дайане правду, когда ей исполнилось восемь лет.

— Как же ты объяснила мое отсутствие?

— Сказала, что ты не захотел жить с нами. Обычное объяснение.

Но Расс знал, как ведут себя дети, в особенности смышленые, к числу которых принадлежала Дайана.

— Неужели она не спрашивала, куда я исчез?

— Я сказала, что ты ушел воевать.

— Но к тому времени, как ей исполнилось восемь лет, война закончилась.

— Мама объяснила Дайане, что ты погиб.

— А разве она никогда не спрашивала об этом у тебя? В таком возрасте она наверняка засыпала тебя вопросами о моей смерти. Что же ты ей отвечала?

— Просто уклонялась от ответа. И никогда не говорила ей напрямую, что ты мертв.

— Но и ничего не отрицала.

Укоризненно взглянув на Расса, Синтия выпалила:

— В моем положении отрицать что-либо было немыслимо, особенно слова моей матери. Может, ты забыл, в какой нужде я жила? Меня вышвырнули из дома, от меня отреклись. У меня не было денег, кроме тех, что оставил ты. Тебе известно, что почти месяц после твоего исчезновения я жила в нашей прежней квартире? — При этом воспоминании на глаза Синтии навернулись слезы.

Гнев Расса мгновенно утих.

— Я же велел тебе отправляться домой!

— Мне нужен был не дом, а ты! — выкрикнула она, не обращая внимания на собственную несдержанность. Очевидно, Расс считал, что она без всяких проблем вернулась к роскошной жизни. Ему следовало узнать, сколько страданий она вынесла! — Я надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Я любила тебя, а ты — меня. Мне хотелось верить, что со временем все уладится. А потом кончились деньги, и мне не осталось ничего другого, кроме как с покаянием приползти к матери.

— Она не заставила тебя долго каяться.

— К ее чести, она сразу приняла нас, — подтвердила Синтия, вновь обретая сдержанность. — Не стала попрекать меня прошлым. И, видя мое горе, взяла на себя многие мои обязанности. Вздумай она сказать, что ты умер где-нибудь под забором с перепоя, я не стала бы возражать.