Дженнет Эндерсон: Победить судьбу

— Джейн!

Впервые за долгое время он не сомневался, что услышит ее голос. Но в комнате царили мрак и тишина. Фрэнк нащупал выключатель, и в помещении вспыхнул свет. Комната оказалась, такой же запущенной, как и сам дом. Боже! В каком же убожестве она живет! — подумал он и похолодел, увидев съежившуюся в углу допотопного дивана одинокую фигурку. Неужели это Джейн?

На спинке единственного кресла висела знакомая соломенная шляпа с широкой яркой лентой. Она была на Джейн в день того памятного шоу.

— Джейн, любимая моя!

Фрэнк схватил на руки невесомый съежившийся комочек и прижал к себе. Джейн, еще не проснувшись, инстинктивно оттолкнула его.

— Тише, малыш, все хорошо. Мы вместе, — убаюкивал ее Фрэнк, словно капризное дитя.

Джейн, окончательно проснувшись, осторожно дотронулась до него.

— Это… ты? Это действительно ты? — прошептала она.

Фрэнк прижал ее к груди.

— Господи, Джейн! Я нашел тебя, теперь у нас все будет прекрасно.

— Не может быть… Этого не может быть, — твердила она, всматриваясь в него измученными, потемневшими глазами. — Наверное, я сплю…

Фрэнк осторожно взял ее исхудавшие, почти прозрачные руки в свои. Руки были ледяные. Джейн молчала, зябко поеживаясь, и только смотрела на него большими глазами с темными полукружиями под ними.

— Мне все известно, дорогая. Я знаю о ребенке. И хочу разделить с тобою эту боль. Я тоже страдал, но мои страдания ничто по сравнению с твоими.

— Фрэнк, ты правда страдал?

— Клянусь!

— Я так сильно хотела его, нашего малыша! Если бы ты был со мной… этого бы не случилось!

— Прости, прости меня, любимая!

— И когда я… потеряла его…

Не зная, как успокоить Джейн, Фрэнк посадил ее на колени и, словно творя заклинания, шептал ей, гладя спутанный шелк золотистых волос:

— Ничего, ничего, моя милая. Теперь мы вместе, мы молоды, перед нами долгая жизнь. У нас будет много счастья… и… много детей.

— Ты… ты говоришь правду?

— Конечно, девочка.

— Я не знала… как ты отнесешься к моей беременности…

— Я был бы счастлив. Но это я виноват, я был беспечен, как обезумевший от желания мальчишка.

— Я пыталась связаться с тобой… хотела сказать о ребенке. Я думала… ты имеешь право знать.

— Ты могла бы пойти к Уильяму. Он бы все понял.

— Я боялась, а вдруг дядя поведет себя так же, как отец. — Она содрогнулась. — Мне кажется, у меня не осталось к нему никаких чувств. Каждый раз, встречаясь с ним, я думала только о том, что он сделал с тобой и со мной. А потом, когда я узнала о ребенке, то твердо решила убраться подальше. Ради ребенка.

Джейн крепко прильнула к груди Фрэнка и сжалась в комочек, пытаясь укрыться в его объятиях. Он убрал прядь волос с ее бледной щеки.

— Господи, Джейн, почему ты не рассказала мне о том, что произошло между тобой и отцом? Я бы все уладил. Тебе не пришлось бы сражаться за меня. Да еще в одиночку!

— Фрэнк, я так за тебя боялась!

— И все же виноват только я, я один. Мне следовало бы догадаться, что тобой управляет чужая воля, что ты… не способна на коварство. Но глупая гордость лишила меня разума. Я не бросился за тобой, а стал ждать, когда ты придешь ко мне, прости меня, если можешь.

— Нет, нет! Не вини себя, Фрэнк. Есть только один виновник — Мартин Ренкли, мой бывший отец.

— Джейн, все гораздо сложнее: иногда настоящее так тесно переплетается с прошлым, что их трудно разорвать. Совсем не тебя пытался наказать твой отец. И даже не меня.

Джейн подняла на него недоуменный взгляд.

— Не меня и не тебя? Кого же еще?

— Твою мать.

В глазах Джейн застыло то же вопросительное выражение.

По-прежнему сжимая Джейн в своих объятиях, Фрэнк рассказал ей все, что узнал от Уильяма.

— Бог мой! А я-то думала, он не женился во второй раз, потому что… обожал свою покойную жену. Мне казалось, ему тяжело вспоминать о ее ранней смерти и больно видеть, как я похожа на нее.

— Он и любил твою мать, хотя и не сознаваясь в этом, а потом перенес все чувства на тебя. И воспитывал тебя так, как считал нужным, — подавляя твою свободу, навязывая свои понятия. Но он не сломил в тебе личность.

— Мне… мне его даже жаль.

— А мне нет, — твердо сказал Фрэнк. — Думаю, пройдет немало времени, прежде чем я прощу его. Он не только заставил тебя пройти через нравственные муки, он… виновен в гибели нашего ребенка.

Джейн почувствовала, как потеплело у нее в груди, когда она услышала это короткое словечко «наш». Она ласково провела рукой по его небритой щеке, пропыленным волосам, впервые заметила измятую несвежую одежду.