Аманда Лиз - Безрассудное счастье

— Будьте любезны…

Удар был рассчитан верно. Ричард отшвырнул его карточку и протянул официанту свою, даже не взглянув на счет. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, словно соревновались. Наконец Саймон уступил:

— Очень щедро с твоей стороны, Ричард. И платит твоя фирма?

Это уже был удар ниже пояса. Ричард всегда гордился тем, что умел тратить деньги. Он не был скупым, но совершенно не понимал, зачем швырять их на ветер. Молча подписав чек, он аккуратно положил кредитку обратно в бумажник и повернулся к Алекс:

— Я тебя в последний раз спрашиваю: ты пойдешь со мной или нет?

Она только посмотрела на него, но этим все было сказано.

Собрав остатки самообладания, Ричард сказал:

— Ладно. Поговорим, когда ты успокоишься. Может, тогда скажешь мне, что все это значит.

На него было больно смотреть, но Алекс еще не закончила. У нее до сих пор слезы на глаза наворачивались при воспоминании о сцене, которую устроила его матушка. Всем своим существом она жаждала мести. Наверное, было несправедливо взваливать грехи матери на сына, но одно можно сказать точно — это было упоительно.

— Подождем…

В глазах Ричарда мелькнула надежда, но тут же погасла. Алекс сняла с пальца кольцо и протянула ему. Он замотал головой и вышел.

— Напыщенный индюк! — кинул вслед ему Саймон.

Надо сказать, эффектный уход Ричарда был отчасти смазан почти немедленным возвращением: оказалось, он оставил свой портфель, с которым не расставался и в выходные и который являлся неотъемлемой составляющей его реноме. Выходя из зала во второй раз, он бросил на Алекс отчаянный взгляд, однако она была всецело поглощена разглядыванием этикетки на бутылке.

Когда дверь за ним закрылась, Алекс горько усмехнулась и сказала:

— Ну вот, теперь я точно пропала.

И с этими словами она потянулась к стакану виски.

Открыв глаза, Алекс поняла, что совершила серьезную ошибку. За ночь мир окрасился в какие-то ядовитые цвета, так что пришлось немедленно прищуриться. Кроме того, что-то лежало у нее на груди и мешало дышать. Алекс пошевелилась, пытаясь сбросить с себя этот неизвестный предмет, и Миу-Миу с воплем скатилась на пол.

Постепенно в замутненном сознании Алекс стало проясняться. Ну конечно! Она у Саймона. На дворе день — об этом несомненно свидетельствуют солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы из натурального шелка. Во рту сухо как в пустыне, голова раскалывается, с желудком же и вовсе отвратительно. Судя по этим симптомам, можно предположить одно из двух: или на нее надвигается какая-то чудовищная болезнь, или — что более вероятно — дают о себе знать вчерашние излишества. Остается надеяться, что в ее памяти рано или поздно всплывут какие-нибудь детали… А до того времени Алекс решила лежать тихо и молиться о просветлении.

Безусловно, ее молитвы были бы услышаны, если бы остальные домочадцы также стонали в своих постелях — как и следовало ожидать при данных обстоятельствах. Однако у Саймона была вредная привычка вскакивать ни свет ни заря, невзирая ни на какие неприятности, будь они связаны с алкоголем или нет.

Проснувшись в семь утра, он стал терпеливо ждать, когда еще кто-нибудь выплывет на поверхность. Время тянулось невыносимо. К девяти часам нервы сдали, и он, проглотив двойную дозу кофе, прошаркал мимо бесчувственного тела Алекс в лабораторию. Саймон не пользовался этой комнатой уже лет сто и вдруг подумал, что там могли заваляться интересные фотографии. К тому же он не выносил беспорядка.

Для начала он собрал мусор в одну кучу и поставил пустые лотки один над другим. Потом заглянул в бачок для проявки. Он был пуст, но пах так, будто кто-то недавно им пользовался. Собственно, этим кем-то мог быть только Ник. Что он печатал? Саймон оглянулся вокруг. Он давно привык относиться к успехам Ника как к своим и очень радовался, когда альбом его друга пополнялся чем-нибудь стоящим. Как только Ник делал новые фотографии, Саймон тщательнейшим образом их просматривал: роль наставника по-прежнему доставляла ему удовольствие, несмотря на то что интерес другого рода увял с появлением в его жизни (и, в частности, в постели) неподражаемого Сержа. В тусклом свете красной лампы Саймон увидел несколько фотографий, сушившихся над столом. Он снял их и, захватив еще пачку снимков, лежащих под ними, вышел в гостиную, чтобы рассмотреть все это при дневном свете. Его реакция на увиденное оказалась бурной, чтобы не сказать больше. Он завопил так, что Алекс вскочила со своего одра как ужаленная.