Евгения Мамина - Козырная карта

В тот вечер он снова опоздал на 1,5 часа. Он объяснил это непредвиденными делами и долгим поиском моего дома. Затем, как бы заглаживая вину, он снова превратил наш вечер в незабываемый. Казалось, его фантазиям не будет границ; лепестками роз, которые он мне принес, Джереми осыпал мою кровать, затем мы купались в ванной так же в лепестках роз: он говорил, что это древняя восточная традиция, когда влюбленные окружают себя лепестками роз, они прогоняют всех злых духов, способных их разделить, а запах роз наполняет их тела силой и желанием. Не знаю, правда это или нет (у меня не было причин сомневаться хоть в чем-то), но эта легенда была так красива, а сил и желания у нас действительно было много.

Всю следующую неделю я провела как во сне. В офисе, слава Богу, дел почти не было (сказывался отпускной сезон). С документами, которые мне понадобятся в поездке, я ознакомилась быстро, и, решив все деловые вопросы, полностью погрузилась в личную жизнь. Вы спросите, как же могла я думать о поездке после того, как познакомилась с моим любимым? Как могла его покинуть на 1,5 месяца? Да, я задумалась об этом в первые минуты после нашей с ним близости. Теперь мое сердце так же рвалось остаться здесь, как раньше оно рвалось прочь из города. Но дело сделано, контракт был подписан. Несмотря на всю мою страсть к Джереми, я понимала, что так вечно не будет (все мой цинизм — вдруг всплывает из глубины сознания). Я осознавала, что со временем страсти наши поутихнут, а работа была как у меня, так и у него. И никто не отменял это правило. Более того, Джереми совершенно не уговаривал меня отказаться от поездки, а полностью поддерживал все мои рассуждения, поэтому вопросу. Я как-то спросила его, когда он снова опоздал домой к назначенному часу:

— Я жду тебя, ухожу пораньше с работы. Почему и ты не можешь отложить свои дела ради меня?

Он сразу стал серьезным, каким-то холодным, чужим мне человеком. Я не могла выносить такое резкое изменение в нем.

— Не надо мешать одно с другим. Работа дает мне средства на жизнь и достижение моей цели. Любовь — это удовольствие. Ее получаешь, только когда все дела решены. Неужели, тебе хотелось бы, чтобы в разгар наших слияний, я вспоминал, что забыл куда-то сходить и что-то сделать? — я покачала головой. — Тогда это и любовью не назовешь, — добавил он, снова возвращаясь в свое нормальное состояние довольного жизнью и собой кота. — Я полностью отдаюсь и тому и другому. Но смешивать 2 дела не могу. — И потянулся ко мне, обнимая, целуя, лаская грудь, не давая вздохнуть и спросить еще что-то.

Я так испугалась этой его резкой перемены, холодности, испугалась, что могу потерять его вот так, сразу. И не стала больше спрашивать, почему не любовь стоит у него на первом месте, неужели я совсем не важна для него, а только бизнес имеет главное значение. Странно, что, не задав ему этих вопросов, я еще не почувствовала, что его холодность могла отражать его реальный характер, а не тот, что знала я. Я вновь утонула в его нежных объятиях. Я не хотела думать о плохом, о том, какой он на самом деле, и во что это может вылиться для меня. Любовь слепа…

Оставалось 2 дня до моего отъезда. На работе я уже считалась в отпуске и поэтому пребывала в двойственном состоянии. Мы каждый вечер встречались с Джереми. Но каждый вечер он приходил все позднее. На мои упреки он потихоньку раздражался все больше и больше.

— Неужели, женщины все такие зануды? — говорил он, устало проходя мимо меня в ванную. Я пыталась сгладить его раздражение своими ласками. Он понемногу веселел, но я заметила, как наши отношения изменились с момента первого знакомства. Если вначале он Джереми всю инициативу брал на себя, и вся энергия исходила от него, а я лишь блаженно следила за его приятными движениями, просьбами, выполняя их безропотно, то через неделю, его тон сменился на более решительный, даже где-то жесткий тон человека, не терпящего возражений. Его нежность граничила с резкостью; слова романтика все больше походили на приказы диктатора. Я начала чувствовать себя в роли наложницы, а не любимой женщины. Казалось, он забыл, что это я — его нежный бутон благоухающей розы (как он называл меня). Но все-таки я продолжала ему верить, поскольку то чувство, которое я испытывала к нему, было больше и сильнее меня, оно уже привязало, пришило, приклеило меня к нему; а ножницы мне не хотелось искать, я забросила их слишком далеко.

Все стало совсем плохо, и кажется, по моей вине. Не надо было начинать этот разговор. Но мне как каждой женщине— собственнице, хотелось определенности.