Даяна Тейт: Неуловимый Рыцарь

— А твои родители? Разве они не могли взять на себя эту заботу?

— Нет. Они здесь бывают редко. Только тогда, когда я их приглашаю.

По ее сумрачному тону Морган заключил, что родители не слишком одобряют ее жизнь. Такое грустноватое признание озадачило его. Однако следовало задать еще несколько неприятных вопросов.

— А этот человек, этот Конвей. Он тоже уверен, что ты сегодня уедешь в отпуск?

Ему показалось, что она хочет его обмануть, но, к удивлению, она не прибегала ко лжи.

— Да.

Заперев дверь спальни, он вернулся к окну. Одним глазом он продолжал следить за скорчившейся на постели женщиной. Он был убежден, что она не посмеет снова решиться на побег. Ее самолюбие, ее достоинство были грубо попраны этими двумя старыми ведьмами.

Продолжая следить за улицей, Морган ругал себя за то, что не предусмотрел возможность ее неожиданного рывка из ванной. Он должен был предвидеть, что она попытается бежать. И сейчас, после всего случившегося, перед ним находилась раздавленная страданием женщина, которая еще недавно так храбро вступила в борьбу с ним.

Уголком глаза он видел, как она подняла руку и украдкой вытерла мокрые щеки. От внезапно нахлынувшего сочувствия он сжал зубы, всеми силами стараясь это сочувствие подавить. Сентиментальность ему здесь совсем не к месту. Она не поможет ни ей, ни ему.

Вовсе не соседское любопытство привело эту миссис Беккер в ее дом. Совершенно очевидно, что ее послали за тем, чтобы она выяснила, здесь он или нет. Но кому это было нужно? Когда-то Беккер оказал Штабу случайную услугу, и Штаб использовал его квартиру. Возможно, представители Штаба и не были замешаны в организации ловушки для Слоуна и для него. Возможно, они сами были элементарными простаками, которых кто-то, кто был хорошо осведомлен и, вероятно, связан со Штабом, решил использовать в своих интересах.

Тот, кто организовал этот спектакль, был весьма и весьма хитроумен. И очень опасен.

Морган готов был биться об заклад, что, по мнению тех, кто охотился за ним, он уже давно скрылся из этого района. Но уверенности у них не было. Поэтому они и послали Беккершу для того, чтобы обследовать все явки. А это значило, что ему ни в коем случае не следует покидать дома Джины и обнаруживать себя.

Просчитывая те или иные варианты, Морган быстро определил, что подвергает себя большому риску. Поскольку все уверены, что Джина уехала, то бедняжке придется провести вместе с ним достаточно много времени.

— Вы обещали уйти отсюда утром, — тоненький голос нарушил его мысли.

Вот и еще один промах. Он был зол на тех старых фурий, на Джину и на себя. Ему хотелось схватить женщину, как следует встряхнуть, чтобы к ней вернулось то мужество, которое она проявила вчера.

При виде золотых волос, рассыпавшихся по ее хрупким плечам, у него перехватило дыхание. Ее тело, обернутое в смятую одежду, выглядело таким тоненьким, таким женственным, таким беззащитным. Морган от волнения проглотил слюну.

— Я же сказал: когда представится удобный случай. — Он ухмыльнулся. — Произойдет ли это рано или поздно, я пока не знаю.

— Что же вы собираетесь делать?

— Ничего не собираюсь.

— Вы вы не?..

— Нет. Пока мы здесь и вместе уйдем.

Они не ушли. Джина провела несколько часов, сидя на краю кровати и наблюдая за ним. Это было самое длинное утро на ее памяти. Скорее, это было скучное утро, нежели ужасное.

Около полудня он отвел ее в кухню. Здесь она оказалась в роли голодающей нищенки, вымаливающей еду. Из холодильника появились буханочка хлеба, банка арахисового масла и единственная упаковка джема, которую она всегда приберегала для Рея. Вот и все ее продуктовые запасы.

Не обращая внимания на скудость ассортимента, незнакомец уплетал за обе щеки все, что было на столе. После еды он тщательно осмотрел кухню: важно, чтобы все оставалось на тех же местах, как было до их прихода. Они вернулись в спальню. Он усадил ее на бельевой сундучок в ванной, а сам принялся за бритье своей густой бороды.

Несмотря на подавленное состояние, несмотря на страх, который еще теплился в ней, она с любопытством наблюдала за процессом бритья. Ей еще никогда не приходилось видеть, как бреются мужчины. Она еще ни разу не находилась рядом с мужчиной без рубашки. Редко, редко родители отпускали ее на пляж. Рею никогда не позволялось снимать рубашку в доме приходского священника. Даже в самые жаркие дни.

Сидя в ванной комнате, да еще в присутствии незнакомца, она чувствовала себя не в своей тарелке. Но это странным образом возбуждающе действовало на нее. Ей вспомнилось то время, когда Рей убеждал ее поступать наперекор жестким правилам, которые диктовали им родители. Это было особое ощущение.