Тори Керрингтон - Никогда не говори никогда

До сегодняшнего дня он считался лучшим профессионалом, ни разу за всю карьеру не бросив и тени на свою репутацию. Его приглашали на самую сложную, специфическую работу, которую он выполнял с блеском, ни разу не запятнав себя. Все его свидетели всегда пребывали в целости и сохранности до окончания следствия и вынесения приговора. Сейчас Коннор не сомневался, что, принимая во внимание его безупречный послужной список, босс замолвит за него словечко.

Но он ошибся. Старина Ньютон попросил его сдать удостоверение и оружие, предупредил, что он находится под подозрением, пока не будет доказано обратное, и не дал ему сказать ни слова в свое оправдание.

Коннор понимал своего босса, ведь чем выше должность, тем меньше хочешь ее потерять, каждый прикрывает свой зад, как может. Защищать Коннора Маккоя — значит ставить под угрозу свою карьеру. Кто пойдет на такое?

Коннор Маккой не мог предположить, почему именно он стал главным подозреваемым, а люди, занимающиеся делом Мелиссы Роббинс, говорили о грозящем ему аресте. Он должен сделать все, чтобы не допустить этого.

Коннор решил навестить отца, который жил в Манчестере, крупном городе штата Виргиния. Машины у него не было. Лиз и Митч наверняка сейчас в офисе. Все отлично. В голове у Коннора так перемешались события последних дней, что он почти не сомкнул глаз. И когда вместо сахара он насыпал в кофе соль, то понял: лучше места для отдыха, чем дом отца, нельзя придумать. На огороженной площадке рядом с парковкой резвились Кожик и Голиаф — любимые собаки семейства.

Идя к дому, Коннор продолжал думать все о том же — почему на него объявили охоту? Каким образом он стал главным подозреваемым в деле Мелиссы Роббинс? Ответа он не находил — для этого нужен доступ к закрытой информации Министерства юстиции, тогда будет ясно, что на него имеется, и только после этого можно будет предпринимать какие-то шаги.

Коннор постучал, потом толкнул дверь — она оказалась незапертой. Он вошел в кухню, и его поразила тишина, повисшая вокруг. Сколько Коннор себя помнил, в доме вечно все громыхало, падало и билось. Марк обычно сидел перед телевизором и переживал за все спортивные соревнования сразу, Джейк запирался в своей комнате и изучал последние изменения в международном праве, Митч то и дело что-то чинил либо в холле, либо у себя в комнате, Дэвид тренировался, бросая бейсбольный мяч в стену дома.

Он поднялся по лестнице на второй этаж и направился в свою бывшую комнату, которая гак и осталась за ним, когда он переехал и собственную квартиру. Коннор снял с себя рубашку, надеясь, что вместе с ней сбросит и неприятности, и… резко остановился — комната изменилась.

Она была его и не его одновременно. Исчезла его кровать, на обоях резвился Винни Пух.

Коннор нахмурился. Интересно, куда делись его спортивные плакаты, коллекция футбольных карточек, фотография мамы? Видимо, жена брата устроила здесь детскую. Но почему именно в его комнате?

Коннор пошел посмотреть на другие помещения. Комнаты отца и Марка остались такими же, как и прежде. У Джейка добавилась еще одна кровать. По обиталищу Митча можно было догадаться, что с ним теперь живет жена Лиз, но изменилось совсем немногое.

Только его комната теперь обрела новый облик. У Коннора появилось ощущение, что все в этой жизни ополчились против него. Он вернулся в комнату Марка и, раздевшись, рухнул на кровать. И тут же в его памяти всплыл образ Бронте О'Брайен. Теперь она казалась ему особенной, не похожей ни на одну женщину, которые бывали в этом доме.

Коннор закрыл глаза. В его жизни было много женщин. Но отношения с ними так же быстро закапчивались, как и начинались. Он был не прочь завести интрижку, встречаться и влюбляться, но, когда речь заходила о чем-то более серьезном, тут же прекращал все отношения. Разумеется, ничего подобного он не мог представить и с Бронте тогда, в университете, хотя как женщина она всегда его привлекала. Можно было даже сказать — его непреодолимо влекло к ней. И поцелуй в тот вечер был доказательством его страсти. Коннор не отказался бы от продолжения, особенно когда вспоминал, с какой страстью Бронте отзывалась на каждую ласку, на каждый его поцелуй.

Коннор перевернулся и уткнулся в подушку. Еще ни одной женщиной он не хотел так обладать, как Бронте, хотел гладить ее тело, целовать безумно чувственные губы, подчинить ее своей воле. Он так возбудился, что не мог ни о чем другом думать, каждой клеточкой тела желая ее.