Пола Льюис - Дело особой важности

— Как бы то ни было, тебе придется поприсутствовать, — настаивал отец, правда, достаточно мягко. — Ты мой единственный ребенок, наследница «Пэджета»…

— Почему я не родилась мальчишкой! — горячо перебила его Лори. — Уж вдвоем-то мы сумели бы справиться с ним.

— Девочка моя родная, — отец взял ее за руку, — ничего другого мне не надо. Я горжусь тобой. — Сердце у Лори сжалось от любви и сострадания. — Увы, это печальное дело в равной мере касается нас обоих; я говорил по телефону с Джеймсом, он тоже так считает. Сам он, разумеется, тоже будет здесь — защищать наши интересы, и не только как главный бухгалтер.

Он многозначительно улыбнулся, и Лори смущенно опустила глаза на свое изящное бриллиантовое колечко. Милый верный Джеймс — вот на кого всегда можно положиться.

— Пока, папа. — Она торопливо обняла его. — Мне пора. Я обещала Бобу сдать завтра предварительные эскизы новой серии ваз. Надо их закончить.

— Ты успеешь вернуться к трем? — нагнал ее голос отца.

— Постараюсь. — Лори улыбнулась и вышла.

Лори проехала сквозь арку в высокой кирпичной стене, едва бросив взгляд на знакомые с детства слова «Стекольное производство Пэджета. 1874». Она направилась было к месту парковки главы фирмы, но тут же резко затормозила: там уже стоял чей-то синий «ровер». Лори нахмурилась и вздохнула. Еще одно знамение времени. В былые времена никто не осмелился бы припарковаться здесь, на отцовском месте. Она развернула свой «мини», едва не задев бампер той машины, затем перебросила через плечо сумку и вышла, яростно хлопнув дверцей.

Поднявшись по ступеням крыльца, Лори очутилась в холле; отсюда тянулись ряды служебных кабинетов. Там, в небольшой комнатке, располагалась и ее мастерская. Перед этим она на несколько мгновений задержалась в мощенном булыжником дворе.

Здесь в 1797 году Эфраим Пэджет, ее великий прапрапра… дедушка открыл крохотное стекольное производство. В детстве Лори никогда не надоедало слушать семейные предания.

— Правда, что он пришел сюда пешком из Ливерпуля босиком — правда? А ему было всего тринадцать лет? — Этот вопрос она задавала отцу сотни раз, и всякий раз он торжественно произносил:

— Да, дитя мое, шаг за шагом, питаясь одним лишь хлебом.

И глаза пятилетней Лори наполнялись слезами.

Сейчас Эфраим взирал на нее с портрета работы Лоренса, висящего на обшитой деревянными панелями стене рядом с двумя десятками прочих Пэджетов, с видом такого довольства и процветания, словно родился с дюжиной серебряных ложек во рту и не имел ни малейшего представления о том, что это такое — стереть ноги до крови.

Неожиданно стоявший у нее в горле уже несколько дней комок исчез, оставив после себя лишь ощущение легкой боли.

— О, Эфраим, — еле слышно прошептала она, — как ты, должно быть, гордился всем этим. Надеюсь, твой дух не бродит здесь и не видит всего, что происходит с нами.

Лори вздохнула, затем, решительно поведя худенькими плечами, поднялась по лестнице.

Минуя отцовский кабинет, она бросила взгляд на дверь и сквозь матовое стекло заметила чей-то силуэт. Наверное, миссис Джонсон, секретарь отца. Но нет, та пониже ростом, силуэт, похоже, принадлежал мужчине. Наверное, это Джеймс — готовится к предстоящей встрече.

Лори, улыбаясь, открыла дверь. Но тут же радостная улыбка застыла на ее губах.

Человек сидел к ней вполоборота, развалясь в обтянутом черной кожей кресле, задрав длинные ноги на стол, и изучал какой-то документ. Рядом на столе валялся светло-серый пиджак.

Не поднимая головы, он произнес:

— Ага, хорошо. Там положите. — И властно ткнул загорелым пальцем в сторону стола.

Первым побуждением Лори было повернуться и уйти, но праведный гнев возобладал. Набрав в легкие побольше воздуха, чтобы сдержать охватившую ее ярость, она вошла в комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Я сказал, положите там. — На этот раз в тоне сказанного прозвучало неприкрытое раздражение.

Лори стояла, глядя на него сверху вниз. Надменное породистое лицо. Тонкие губы, лишь немного более полная нижняя нарушала гармонию, свидетельствуя о чувственности, скрывавшейся под внешней ледяной неприступностью. Черные, как смоль, волосы были зачесаны назад, лишь одна прядь падала на загорелый лоб, придавая его облику обманчивую видимость некой незащищенности. Пушистые черные ресницы вокруг необычно светлых опалово-серых глаз, взгляд которых — пристальный и равнодушный — был устремлен сейчас на Лори.