Вайолетт Винспер - Вайолетт Винспер

Нанетт откинулась на подушки, и глаза у нее потемнели.

— Я нутром чувствую, что это связано с женщиной, и знаю, что несмотря на боль, которую она ему причинила, он все еще любит ее.

Имя этого другого мужчины не было упомянуто, но Рослин знала, что Нанетт имела в виду своего внука, наполовину англичанина.

— Мужчина с детства несет в себе огромное количество романтических иллюзий, связанных с женщиной, и если их поколебать и одновременно причинить боль, то в мужчине будет убита нежность и отвага. — Нанетт вздохнула. — Это-то как раз и произошло с тем мужчиной, о котором я тебе говорю. Боже, я кажется, умудрилась сделать из этого тайну. Я говорю о своем внуке Дуэйне. Ты, наверняка, уже и сама догадалась, не так ли, дитя мое?

Рослин слегка кивнула.

— Ты проницательна, малышка. — Во взгляде Нанетт угадывалась ирония. — Своей уверенностью и авторитетом Дуэйн напоминает пашу. Людям посторонним он никогда не показывает своей уязвленной души.

— Господин Хантер цинично отзывается о женщинах.

— Рослин начала тоном отстраненным, видимо, приняв на себя замечание о посторонних. — Вы — единственный человек, которого он обожает и боготворит. Вы для него богиня, Нанетт. Так он мне сказал.

— Я польщена, — улыбнулась Нанетт. — Скажи мне, а ты называешь его господином Хантером, когда обращаешься к нему?

Рослин слегка покраснела, вспомнив, как она обращалась к нему и какие вещи говорила ему в лицо.

— Он не так очарователен, как Тристан, не правда ли? С ним ты никогда не бываешь подчеркнуто официальна, как я заметила. А к вам в ваших поездках на лошадях когда-нибудь присоединялся Дуэйн?

— Нет, но он же всегда занят делами на плантациях.

Да я уверена, что для него мы скачем слишком медленно.

— Вполне возможно. Он напоминает арабского наездника в своем плаще-накидке, и только испортит вам идиллическое настроение ваших прогулок. Его не так-то просто понять, не так ли, дитя мое? И еще труднее полюбить. Не человек, а крепость. Без входа — и для врагом, и для друзей.

Незаметно для себя Рослин мяла в руках кружевное покрывало Нанетт, а, заметив, поспешила расправить складки.

— Я нахожу приятной компанию Тристана, — призналась она. — Сегодня после обеда мы поедем в Аджину, он обещал мне показать там пещеру с наскальными рисунками древних времен.

— Я надеюсь, ты получишь удовольствие от этого урока истории, — сухо заметила Нанетт. — Изабелла, пока вы вдвоем скачете верхом, спит полуденным сном красоты. Она словно золотистая кошечка, да? Ленива и чувственна.

Нанетт была права, подумала Рослин. Но она не могла представить себе, что мужчина мог бы назвать ее так, как называл ее Дуэйн — кошечка.

В три часа пополудни в тот день Рослин и Тристан отправились в Аджину. Было жарко. Песок, цвета львиной гривы, переливался в лучах яркого солнца. Пустыня лишь на горизонте упиралась в горы. Рослин, пряча глаза от слепящих лучей, поглубже натянула шляпу и опустила поля.

На ней была рубашка с длинным рукавом, чтобы не сгорели руки. Сзади к седлу был прикреплен плащ, так как на обратном пути домой, когда солнце уже сядет, могло быть прохладно.

Они скакали рядом и молчали, но это было молчание понимающих друг друга людей. И тут Рослин осознала, что во время разговора с Нанетт, та не предупредила ее о том, что Тристан имеет сходство с Армандом… видно, она уже больше не считала, что Рослин воспринимает его, как напоминание о погибшем Арманде, его родном брате.

Подъехав к пещерам, они привязали коней у деревьев тамариска. Тристан достал фонарик. Они вошли в пещеру, и луч света вспугнул спящих группками летучих мышей.

— Это совершенно безобидные создания, — уверил ее Тристан. — Они никогда не тронут.

Она поверила его словам, хотя летучие мыши показались ей лохматыми и страшными, будто настоящие мыши, только с крыльями. Но вскоре, рассматривая рисунки на стенах пещеры, она совсем о них забыла. Со стен на нее смотрели животные с бивнями, у некоторых из них были длинные шеи, и вид у них был доисторический. Там также были сцены охоты и семейные сцены у костра.

— Интересно, — начала размышлять вслух Рослин, — отличаемся ли мы, люди современные и насколько, от этих древних наших сородичей, сидящих в кругу, обменивающихся новостями и разделяющих трапезу… и имеющих привязанности.

— Такие основы не меняются со временем, — произнес Тристан, пальцем ощупывая рисунок. — Человеческие желания в целом остались теми же. Человек охотится, ест, воспроизводит потомство, умирает. Возможно, что эти древние были счастливее тех, кого теперь называют цивилизованными людьми. Возможно, они были не такими задиристыми, потому что каждый имел возможность удовлетворить свои агрессивные желания на охоте, добыть шкуру и мясо зверя для своей женщины и заслужить поцелуи и объятия.