Фрида Митчелл: Неосторожный шаг

— Он тоже очень любил их, — мягко заметил Филипп. — Так же, как и они его. Мне тридцать шесть лет, Пьеру — тридцать четыре. Патрик был последним ребенком, любимцем семьи, и мать души в нем не чаяла.

Он медленно поднялся, пересек комнату и остановился перед Элизабет. Она тоже поднялась и, вскинув голову, уперлась взглядом в его красивое холодное лицо, которое было теперь так близко.

— Ох уж этот ваш праведный гнев… — пробормотал он, глядя на нее, казалось, бездонными глазами. — Делаете вид, что вам все нипочем. Другой бы подумал, что вы специально поработали над образом жесткой и приземленной женщины. — Она онемела, испугавшись его проницательности. — Но ваши глаза говорят о другом, — продолжал он спокойно. — Совсем о другом. К чему этот панцирь, Элизабет? Что в ваши двадцать восемь лет сделало вас такой враждебной всему миру, готовой видеть все в черном свете?

— Я вижу то, что у меня перед носом, — парировала она, — и не люблю, когда ко мне подлизываются. Если, по вашему мнению, это делает меня жесткой и приземленной, так тому и быть.

Молодая женщина сердито посмотрела на него, стараясь скрыть неуверенность. Но разве она не была права? После того, через что она прошла благодаря Джону, Элизабет предпочитала держаться от других людей, в особенности мужчин, на почтительном расстоянии.

Филипп понимающе улыбнулся, словно она скорее подтвердила, чем опровергла его мнение.

— Вечером я вернусь, и тогда я хотел бы поговорить с Джулией напрямую. Если можно, — сказал он мягко.

— Джулия будет смотреть на все моими глазами. — У Элизабет дрогнуло сердце. С самого раннего детства ее сестра была идеальным объектом для манипуляций — ее мягкая, чувствительная натура избегала любой конфронтации и несогласия. Она будет мягкой глиной в руках этого человека, даже если не учитывать его поразительное внешнее сходство с Патриком.

— Посмотрим. — Выразительные карие глаза сделались безжалостными. — Но я изложу свое мнение вашей сестре, Элизабет, независимо от вашего на то благословения. В этом я буду неотступен, вы меня понимаете?

— Прекрасно, — пробормотала она сквозь зубы.

— Хорошо. — Филипп вновь улыбнулся, протягивая ей руку на прощание.

Она не хотела прикасаться к нему. Ее сознание бунтовало при мысли об этом. И все же он был красив, возможно, неотразимо красив для некоторых женщин, но не для нее. О, только не для нее! Она слишком сильно обожглась на мужчинах, которые полагали, что их единственная обязанность — обворожительно улыбаться.

— Я не кусаюсь, мисс Элизабет Тернер, — сказал он с усмешкой, которая невольно побудила ее подать ему руку.

Его ладонь была теплой и твердой, и в тот момент, когда он поднес ее маленькую руку к своим губам, Элизабет почувствовала словно удар электрическим током и отдернула ее. Долю секунды смуглое лицо выражало удивление, а затем стало безразличным.

— Я вернусь в семь вечера, — сказал он спокойно. — Пожалуйста, не вздумайте советовать вашей сестре куда-нибудь уйти. Это было бы на редкость глупо.

— В самом деле? — Неужели он способен читать чужие мысли?!

Филипп двинулся к выходу, но, не сделав и пары шагов, обернулся, чтобы еще раз смерить ее пристальным взглядом прищуренных глаз.

— Полагаю, стоит предупредить вас, что я человек упрямый. Упрямый и решительный. И всегда добиваюсь именно того, чего хочу.

— Но всегда ли вы получаете то, что заслуживаете, господин де Сернэ? — спросила она с нарочитой слащавостью.

В какой-то момент Элизабет подумала, что зашла слишком далеко, так как в глубине его глаз стал разгораться зловещий огонек, но затем его четко очерченный рот искривился в усмешке, и он вяло пожал плечами.

— Теперь я в этом не уверен, — проворчал он, пробегая взглядом по ее волосам и лицу. — Возможно, однажды я смогу вам ответить на это — кто знает? — Он опять улыбнулся, излучая всем своим существом неодолимую мужскую притягательность.

Ей вдруг стало трудно дышать, и она ощутила, как вспотели ладони. Что послужило причиной? Испуг? Необъяснимое влечение?

Но она не позволит себе поддаться ни одной из этих эмоций, если их вызывает такой человек, как он, подумала Элизабет сердито. Какую пользу она извлекла из прошлого, со всеми его страданиями, если они ничему ее не научили?

— Сомневаюсь, — сказала Элизабет, не ведая о том, как молодо она выглядит, стоя в середине маленькой комнатки в солнечном луче из узкого окошка, который придал золотой блеск ее волнистым волосам, собранным сзади в очаровательный хвостик, а глазам — глубокую морскую синеву. — Думаю, наши пути не пересекутся вновь.