Кэрол Грейс - Второй шанс

Коуди окинул циничным взором висевшие на стенах фотографии счастливых пар: глупые улыбки, идиотские ухмылки, свадебные наряды и смокинги… Сердце у него болезненно сжалось. Больше всего ему сейчас хотелось схватить Маргарет за плечи, встряхнуть как следует, прижать к стене и спросить, испытала ли она хоть половину тех мучений, что терзали его все эти годы. Провела ли хоть одну ночь, шагая по комнате и мучаясь от бессонницы. Приходил ли он хоть единый раз к ней во сне… Сожалела ли она хоть на один миг о принятом тогда решении. Но где-то в глубине души Коуди знал, что нет. Нет, она сбежала от него и ни разу не оглянулась назад.

— Какую-нибудь особенную женщину. — Он посмотрел на Маргарет в упор. — Но не чересчур особенную. Такую, которая не боится коротать зимние дни в снежном заточении, не страшится физической работы и длинных вьюжных ночей… Которой нравится вставать на рассвете, чтобы приготовить кофе и бисквиты для своей семьи. Которой нужна семья, я имею в виду муж и дети…

Маргарет перестала писать. Костяшки пальцев у нее побелели, так сильно она вцепилась ими в карандаш. Как он смеет говорить такое? Намекает на то, что она боится работы и сбежала в поисках легкой жизни?

— Да, довольно длинное описание, — пробормотала девушка одеревеневшими губами, — и чересчур требовательное. Может, твой друг немного снизит планку? Неужели ему ни разу не приходило в голову, что большинству женщин нужно что-то еще, помимо одиночества, изоляции и круглосуточной работы?

— Себя ты тоже относишь к этому большинству? — Голубые глаза Коуди излучали холод. — Так причина твоего бегства именно в этом?

— Ты знаешь, почему я уехала. Я пыталась объяснить тебе мои чувства, но ты не захотел слушать. А той ночью… эта ночь…

— Брось заикаться. Я знаю, о какой ночи ты тут лепечешь.

— Я объяснила тебе все в письме, на которое ты не ответил, — выдохнула Маргарет. Она не сказала Коуди, как мучительно долго ждала ответа, день за днем, месяц за месяцем заглядывая в неизменно пустой почтовый ящик.

— А что мне полагалось ответить? — холодно спросил мужчина. — Что я все понял? Это было бы ложью. Я никогда не смогу постичь разум женщины, которая сбегает от мужчины на следующий день после ночи любви. Если только эта ночь, конечно, для нее что-нибудь значила.

Маргарет осторожно, чтобы не выдать дрожь в руках, положила карандаш на стол.

— Какой смысл ворошить болезненные воспоминания? Прошлое осталось в прошлом. У меня еще куда дел — журнал, похороны, — и, уверена, у тебя тоже: накормить скот, починить забор или… — Она замолчала, не в силах говорить, когда он смотрел на нее так.

Непостижимая волна чувственности исходила от этого человека, ослабляя все ее внутренние силы и лишая ее способности концентрироваться на чем-либо, кроме гнетущих воспоминаний о том времени, когда ей было всего девятнадцать и она была безумно влюблена. Тогда один лишь Коуди занимал все ее мысли. Господи, да он был для нее всем. Его любовь словно подарила ей семью после долгого одинокого детства, проведенного в компании эксцентричной тетушки. У нее был Коуди. Был. Шесть лет назад. А сейчас у нее нет никого.

Если бы только он сейчас поцеловал ее…

Маргарет мысленно представила, как он перегибается через стол, обхватывает ее руками и приникает к ее губам жарким, требовательным поцелуем, дразня и мучая влажным упругим языком до тех пор, пока она не запросит пощады… Но он не сделает этого. Он просто ненавидит ее. И правильно делает.

Маргарет глубоко вздохнула, пытаясь изгнать ноющий комок из груди, и усилием воли подавила рвавшиеся наружу слезы.

— Вернемся к объявлению, — сказала она и взяла со стола копию последнего номера «Одинокого ковбоя». — Я прочту для примера одно — оно получило наибольшее количество откликов… Чтобы объяснить тебе, что заставляет женщину бросать вызов снежным бурям, одиночеству… и обезглавленным цыплятам.

Коуди отрешенно смотрел в пустоту. Черт с ней, пусть читает что хочет, пусть предлагает и пишет все, что ей угодно. Теперь он не ощущал духоты перегретого офиса, наоборот, его словно знобило от нервного холода, рожденного медовой теплотой ее голоса. Это причиняло неимоверную боль, и он снова вспомнил: ее прохладная ладошка лежит на его горячем лбу — тогда он болел гриппом, а Маргарет без устали поила его горячим чаем с медом. С тех пор он не мог пить чай — да что там пить, один лишь чайный аромат моментально повергал его в мрачную тоску. Как же он по ней скучал! И как искренне и преданно любил ее… Коуди невольно прикрыл глаза.