Дорис Смит - Песня, зовущая домой

Через неделю! Если не считать выходных, это оставляло мне пять дней, а дел была масса. Сначала найти работу. Я приехала, не имея места на следующий учебный год, и в первую очередь мне надо было повидать мисс Ирвин, старшую преподавательницу в моем бывшем колледже. Я довольно-таки нахально подумывала о преподавании на учительских курсах. Обычный минимальный возраст для этого был двадцать девять, и мисс Ирвин вполне могла подумать, что я считаю себя «неотразимой», по выражению Алана, если хочу взяться за это раньше, но ведь никогда не знаешь.

— Это не оставляет мне много времени, — озабоченно сказала я. Меня могли вызвать на совет по кадрам, и я не могла беседовать с ними из Девона.

Однако мама оставалась спокойной, что было необычно для этой мышки. Раньше она всегда легко отступала, не считая, конечно, того, что она осталась в Уимблдоне и взяла в жильцы Барбару, хотя я не советовала ей этого делать.

— Ничего не поделаешь, милочка. Это была слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить. Мистер Ли считает так же.

Симпатичный мистер Ли, куривший трубку, как и мой отец, бывший вдовцом уже несколько лет, всегда, сколько я помню, составлял часть нашего пейзажа. Он мыл машину с одной стороны изгороди в то время, как отец мыл свою с другой стороны. Очевидно, он с самого января уговаривал маму взять отпуск.

— И маленькая птичка сказала мне, что и ты об этом не пожалеешь, — загадочно сказала мама. — А теперь давай выпьем чаю. Чайник уже сто лет как поставлен.

Она могла бы и не говорить. Он вскипел и залил огонь, и в кухне стоял запах газа. Я бросилась открывать окна и двери. Мама рассеянно сказала:

— О, пахнет газом? Я и не почувствовала.

— За такими, как ты, кто-то присматривает на небесах, — мрачно сказала я.

— Да, знаю. Его зовут Джордж Ли, — тепло сказала мама. — Он починил свет на прошлой неделе. По правде, — тут она покраснела, — шума было много. Я и не знала, что опасно совать руку в распределительную коробку. Он на меня ужасно рассердился.

— О Боже! — сказала я, уставившись на нее.

Оказалось, что не только мамины волосы, но и новая одежда, которую прежняя «мышка в доме» никогда бы не выбрала, были делом рук Барбары.

— Она упаковала все мои старые вещи и отдала их Армии Спасения, — рассмеялась мама. — Последнее ее дело перед тем, как уехать. О Деб, мне ее не хватает. Мы здорово веселились вместе.

— Знаю, — негромко сказала я, помешивая чай. — Но по крайней мере она осталась в нашей семье. В чем нет моей заслуги, — смущенно добавила я.

Допив чай, мы вымыли посуду, и я высказала кое-какие предложения насчет дома — поставить центральное отопление до наступления зимы, отделать кухню новомодной съемной плиткой и купить новую стиральную машину.

— Такая древность! — Я с отвращение поглядела на старую. — Я просто не смогу жить с ней в одном доме!

— Послушай, Деб. — Мама, очевидно, давно пыталась что-то сказать. Она рассеянно поставила еще мыльную чашку в сушилку. Совсем не рассеянно я вынула ее и сполоснула. Чего я не люблю с чаем, так это мыла.

— Деб, — снова начала она, с этой необычной твердостью, — мне бы не хотелось, чтобы ты ради меня оставалась в Лондоне. Я имею в виду, насовсем. Я сказала Барби, чтобы она тебе это объяснила. Я не собираюсь быть обузой.

— Кто говорит насчет обузы? — легко ответила я и с замиранием сердца поняла, что в самом деле мы говорим не об этом. То, что мама никогда бы не сказала, обе мы ощущали — разницу между «не хочу, чтобы ты оставалась ради меня» и «мне ее не хватает, мы здорово веселились вместе».

Барбару могло развеселить что угодно. Если в потоке транспорта у нас западала кнопка сигнала, то я сидела вся красная, а Барбара разражалась приступами хохота. В прошлом месяце в театре они с Аланом хихикали и кто-то яростно на нас зашипел. Я чуть не сгорела от стыда. «Учительница!» — поддразнивал меня Алан. Даже папа говорил: «Деб, давай себе волю иногда, вот мой совет», — и я чувствовала, что он думает о маме. Когда они поженились, ей было восемнадцать — почти еще ребенок в любом смысле. Но все мы знали, что и тогда, и всегда он обожал самое землю, по которой она ступала.

Моя неспособность дать себе волю никогда еще не проявлялась в более неподходящий момент. Может быть, и в Найроби, и в Лондоне я никому не была нужна, хоть они не признавались себе в этом. Когда я оглянулась, мама укладывала белый орлоновый жакет в вязаную сумку и надевала белые перчатки.

— Барби говорит, что работающие девушки в Нью-Йорке просто с ума сошли от белых перчаток. Они стирают их в офисе и сушат на радиаторах, чтобы надеть в перерыве на ленч. Тебе надо их попробовать, милочка. Сейчас я бы и не подумала без них идти устраиваться на работу. — Она уже была в холле, но вернулась, чтобы совершенно небрежно сообщить. — И кстати, я кое-кого пригласила на обед. Около шести. Я могу не успеть к этому времени, но я сказала ему, что ты будешь.