Мишель Селмер: Самый первый раз

Пейдж посмотрела на него сквозь ресницы. У нее были странные глаза: в офисе ему показалось, что они голубые, но в этом освещении они были почти фиолетовыми.

— Ты на меня пялишься, — заметила она.

Он облокотился о стол, наклонился вперед:

— Пытаюсь понять, какого цвета у тебя глаза.

— Зависит от настроения. Иногда голубые, иногда фиолетовые.

— И о чем говорят фиолетовые?

— Что мне хорошо.

Брэндону стало интересно, в какой цвет их красит возбуждение и доведется ли ему проверить это.

— Мы весь вечер говорим обо мне. Расскажи что-нибудь о себе, — попросила Пейдж и добавила: — Только не говори, что нечего особенно рассказывать. У всех есть что рассказать.

Он, конечно, не собирался рассказывать ей всю правду, но он знал, что чем меньше лжи, тем меньше надо запоминать, поэтому решил держаться так близко к правде, как было возможно, не раскрывая его истинной личности.

— Вообще-то я из Калифорнии, — начал он. — Родился не так далеко отсюда. Мой отец живет неподалеку.

— Вы видитесь?

— Давно не встречались.

— Ты сказал, что твоя мать умерла, когда ты был маленький.

— Передозировка.

Это не было официально признано самоубийством только потому, что она не оставила предсмертной записки. Все, кто знал Дениз Уорт, знали и то, что она была достаточно несчастна, чтобы свести счеты с жизнью, в том числе и из-за постоянных измен отца. Хотя Брэндону было всего четырнадцать, ее смерть стала последней каплей: они с отцом почти не разговаривали с тех пор. Он всегда был любимчиком матери, тогда как Эмма была папочкиной принцессой — и осталась ею до сих пор, насколько он знал.

— Есть братья или сестры? — спросила Пейдж.

— Сестра. Не виделись пятнадцать лет.

С того дня, как он уехал в частную школу на Восточном побережье. Он слышал, что она вышла замуж и ждала первого ребенка; вряд ли ему придется исполнять обязанности дяди, он даже не был уверен, что когда-нибудь увидит ребенка.

— Большой срок.

— Это долгая история.

— Очевидно. Невозможно поверить, что такой хороший человек, как ты, может так долго помнить обиду.

Брэндон усмехнулся:

— Ты едва меня знаешь. Вдруг я только прикидываюсь хорошим.

Она немного подумала, потом покачала головой:

— Нет. Ты забыл, я ведь стилист-консультант и разбираюсь в людях. То, как ты разговаривал с той продавщицей, невозможно подделать. Ты любишь людей. Ты хороший.

Может быть, даже слишком хороший и определенно слишком доверчивый. Эшли преподала ему этот печальный урок. Впрочем, о ней ему хотелось думать меньше всего.

— Значит, я тебе нравлюсь, — заключил он, ухмыляясь. — Раз я такой хороший.

— А может, я не люблю хороших парней? — Она допила вино. — Может, я люблю негодяев?

Похоже, вино ударило ей в голову: она начинала заигрывать с ним. Брэндон наклонился к ней, не сводя с нее глаз:

— Знаешь, я могу быть отъявленным негодяем.

Возможно, ему показалось, что цвет ее глаз стал глубже; в любом случае все становилось интереснее.

— Как так получилось, что у такой красивой девушки нет парня?

— А кто сказал, что его нет?

— Если бы был, ты бы не стала работать в пятницу вечером. И уж точно не сидела бы тут со мной.

— Сейчас для меня самое важное — работа. У меня нет времени на отношения.

Именно такая женщина и нужна ему сейчас — которая не станет ждать или требовать обязательств. С каждой минутой Пейдж все больше нравилась ему. Большая часть женщин, попадавшихся ему в жизни, бросались на него с выпущенными когтями, а у нее не хватало на него времени, и это было ново и интересно. Конечно, если бы она знала, кто он, время нашлось бы.

— А почему у тебя нет девушки? — спросила она.

Он усмехнулся:

— А кто сказал, что ее нет?

— Если бы она была, ты не сидел бы тут со мной.

Туше.

— Ну, у меня была невеста.

Пейдж нахмурилась:

— Не сложилось?

— Она изменила мне с одним из ребят, управляющих ранчо.

Она поморщилась и покачала головой:

— Не понимаю изменщиков. Если ты несчастлив с человеком, почему бы просто не уйти от него?

У Эшли было множество причин цепляться за него, но она не была с ним счастлива, не собиралась хранить верность ему, если верить словам, которые она бросила ему в лицо, когда он вышвырнул ее из своего дома. Хотя надо признать, что ей удалось провести его: какое-то время он думал, что она всем сердцем любит его.

— Ты тоже пережила нечто подобное? — спросил Брэндон.

— Нет, я поняла это, глядя на приятелей моей матери. Впрочем, моя мать была совсем не подарок.