Марджори Уорби: Долина любви

— Вы действительно считаете, сеньор, что ее принуждают? Она мне показалась такой умиротворенной в присутствии сестры Каталины.

— Нет, сейчас нельзя уже говорить о принуждении. Семена были посеяны еще в детстве. Она всегда была замкнутым ребенком. Она и теперь очень застенчива и может преодолеть свою застенчивость только когда помогает другим людям. И с вами она заговорила там, в аэропорту, только потому, что вы выглядели такой взволнованной и расстроенной. — Он замолчал, потом произнес тихо, как будто говорил сам с собой: — Нет, вред был причинен раньше, прежде, чем я понял, что на самом деле происходит.

В машине воцарилось молчание. Вивьен не хотела, чтобы их разговор прервался, надеясь узнать больше о Марии-Тересе, но Мигель молчал, и она решилась задать вопрос:

— Сеньор, а почему вы рассказываете все это мне?

— А! — Он как бы очнулся, прогоняя от себя неприятные мысли. — Я рассказываю это вам, сеньорита, потому что хочу попросить вас о любезности, если вы еще некоторое время проведете в Испании. Поэтому я не позволил Марии-Тересе поехать с нами. Я бы не мог открыто поговорить с вами. Я знал, что ей очень хотелось поехать… Я уже говорил вам, что давно не видел ее такой счастливой. Она так много улыбалась. (Неужели она обычно не улыбается? — удивилась Вивьен.) Она проявила большую смелость, пригласив вас в Ла Каса де лас Акилас. (Значит, для этого нужна была смелость? Вивьен вспомнила, как удивился Мигель, увидев ее в гостиной, вспомнила мрачные, недовольные мины пожилых родственников.) Вот я и подошел к сути своей просьбы, сеньорита. Если ваши дела уладятся и вы сможете остаться в Испании, не могли бы вы продолжать с Марией-Тересой дружеские отношения?

— Я была бы рада, но даже если я останусь здесь, мне, вероятно, придется кое-что делать для моих друзей в больнице. Если их отправят в Англию, то мне, наверное, надо будет ехать с ними. Сейчас все очень неопределенно.

— Поэтому я и заговорил с вами сейчас, пока я еще могу рассчитывать на ваше внимание. Я прекрасно понимаю, что скоро вы будете очень заняты.

— Конечно, если я останусь, Мария-Тереса могла бы мне помочь. Я могла бы воспользоваться ее помощью, которую она оказывает с такой готовностью, а я, в свою очередь, с удовольствием помогу ей.

— Вы все правильно поняли. Благодарю вас.

Машина выехала на шоссе, идущее вдоль побережья. Вскоре они подъехали к гостинице, и швейцар сразу же бросился к машине, чтобы помочь Вивьен выйти. Мигель тоже вышел из машины и остановился рядом, глядя на девушку.

— Мы приехали как раз вовремя, — сказал он. — Надеюсь, вести о ваших друзьях будут добрыми. — Он протянул ей руку и, когда она подала свою, он склонился над ней в низком поклоне, как это было принято в приличном обществе.

— До свидания, сеньорита.

Когда он уехал, Вивьен вошла в вестибюль гостиницы. Она решила не подниматься в свою комнату, а подождать Кэрроллов внизу. У портье для нее было оставлено сообщение из больницы, что сеньора Кэрролл наконец пришла в сознание.

Мысли Вивьен возвратились к событиям дня. С какими странными вещами она столкнулась. Красивая богатая Мария-Тереса, которая так искусно водит машину, так элегантно одевается, должна стать монахиней и для этого учится на сестру милосердия. Она само смирение в присутствии сестры Каталины и помимо всего прочего не может вести себя свободно в собственном доме.

А какой невероятной была поездка в этот дом — «Орлиное гнездо»! — и какое гнетущее впечатление произвел он на Вивьен. По крайней мере до тех пор, пока она не увидела застекленную веранду, которую Мигель подарил своей сестре. Он, несомненно, очень любит ее, если решился ради нее даже просить помощи у другого человека.

А какие неприятные люди эти их пожилые родственники. Может быть, они не любят иностранцев, особенно когда те неожиданно появляются в их доме, но Вивьен все-таки пришла к выводу, что подобное недоброжелательное отношение — их характерная черта. Бедная Мария-Тереса, совсем крошкой оставленная на их попечение! Тогда они, конечно, были моложе, к тому же с ними был еще мальчик Рамон, но из рассказа Мигеля Вивьен поняла, что атмосфера в доме всегда была неприятной и даже тревожной.

Сколько событий всего за двадцать четыре часа! Вчера в это же самое время она ждала друзей в аэропорту, думала Вивьен, еще не зная, что ей предстоит, совсем чужая в чужой стране.

— Вивьен! Вивьен!

Она не сразу осознала, что это зовут ее. Когда обернулась и увидела родителей Джеймса, у нее вырвался вздох облегчения. Миссис Кэрролл тут же обняла ее, а мистер Кэрролл по-отечески поцеловал в щеку. Они оба только повторяли: