Элизабет Бартон - Многоточие длиною в любовь

Не чуя под собой ног, Шарлотта вернулась в скромную квартирку и упала на кровать. Завтра у нее начинается новая жизнь.

Дом профессора Феррэла располагался в самом престижном районе Лос-Анджелеса. Беверли-Хиллс — этакий город в городе, воплощение пресловутой «американской мечты». Этот Олимп голливудских небожителей был тем незыблемым ориентиром для всех даровитых и посредственных обывателей, которые желали выбиться из стеклобетонных джунглей небоскребов и тоскливых будней, вяло текущих в перерывах между сезонами тотальных скидок.

Правда, в Беверли-Хиллс Феррэл жил всего три года, но они оба, район и его импозантный обитатель, невероятно подходили друг другу. При одном взгляде на профессора можно было легко догадаться, где укрывается от назойливых глаз поклонников сочинитель детективов.

Чтобы не опоздать к назначенному часу, Шарлотта выехала пораньше, но уже довольно скоро обнаружила прекрасный и очень большой дом из розового кирпича с синей крышей. Он был так великолепен и велик, что она невольно подумала, как, должно быть, скучно занимать одному столько комнат.

Вокруг дома была резная тонкой работы ограда, больше похожая на стальное кружево, чем на мощную защиту от воров.

Шарлотта позвонила раз, другой. Ей никто не ответил. Тогда она толкнула калитку и вынуждена была признать, что ломилась в открытую дверь. Калитка оказалась не заперта.

Широкая дорога к дому была вымощена брусчаткой, по бокам зеленел изумрудный газон. Никаких деревьев или цветов.

Она подошла к дому и снова принялась за звонок. Дом был, что называется, мертв, если, конечно, хозяин не пользовался берушами.

Дверь была заперта, но даже если бы Шарлотта обнаружила ее открытой, входить внутрь без разрешения хозяина она бы не отважилась. Минутная стрелка показывала десять минут двенадцатого, и Шарлотта уже собиралась рассердиться, как вдруг заметила, что на небольшой выложенной плиткой площадке перед домом видна какая-то надпись. Писали определенно детским мелком.

Шарлотта достала из сумочки очки и прочла: «Вернусь через час. Ключ под ковриком. Прямо по коридору, первая дверь налево. Все указания на столе. Я».

Профессор, кажется, частенько пользовался этим местом для своеобразной передачи посланий своим знакомым. Шарлотта заметила, что плитка вокруг надписи тоже испачкана мелом.

— Ключ под ковриком! — съязвила она машинально. — Автор детективов мог бы придумать и что-то пооригинальнее.

Обстановка в доме повергла Шарлотту в изумление, но вовсе не из-за того, что на стенах висели подлинники картин известных художников. Вся мебель, и стены, и потолки, и занавески были выдержаны в едином стиле. Шарлотта, как будто перенеслась из шумной калифорнийской кутерьмы в другой мир, наполненный тонкими ароматами и эстетикой наслаждения. Круглые зеркала, изогнутые ручки кресел и гофрированные занавески на окнах словно источали дух Франции.

В этой роскошной, почти королевской обстановке Шарлотта почувствовала себя былинкой, ничтожной и беспомощной. И видя в зеркальной мути свое отражение — мальчишку-сорванца с вихрастой головой и в потертых джинсах, — она понимала, что никогда, никогда не сможет чувствовать себя в этом доме красивой женщиной.

Что же до профессора, то, отыскав свою помощницу среди всех этих прекрасных предметов, он еще больше утвердится в мысли, что она создана лишь для того, чтобы носить чехлы от контрабаса и беспрекословно кивать головой на все его распоряжения.

Кабинет Феррэла по сравнению с гостиной и столовой выглядел скромно, даже бедно. Здесь царил деревенский стиль канадского загородного дома. Шарлотта впервые вошла в этот кабинет, но все здесь показалось ей знакомым и родным. И это ощущение позволило ей забыть о разнице между ней и профессором и отдаться работе.

В записке на столе Шарлотте было велено рассортировать гору корреспонденции и вывести на бумагу сто тридцать страниц его нового романа. Объяснениями своего отсутствия Феррэл, похоже, решил не утруждаться.

Не вздыхай, Шарлотта, строго приказала себе девушка, ты сама выбрала эту работу. Пора отрабатывать аванс.

Примерно через два часа она услышала какое-то движение в доме. И не зная, следует ли напоминать профессору о своем присутствии, выглянула в коридор.

Профессор был не один, его сопровождала женщина лет тридцати пяти с крашенными в рыжий цвет волосами и в длинных блестящих сапогах. Вид у нее был несвежий, скорее поношенный, и, глядя на нее, Шарлотта не знала, что и думать. Впрочем, некоторые соображения у нее возникли, — но она тут же постаралась от них избавиться.