Георгий Марчик: Наваждение

— Собирай свои вещи и уходи, — сказала она безжизненным голосом. — Здесь ты не останешься.

— Завтра, — сказал я, пытаясь выгадать время.

— Сегодня, — непреклонно сказала Катя. — Если ты сейчас же не уйдешь, я убью себя или тебя.

— Подумай о Гале, — сказал я.

— А ты подумал о нас? — спросила Катя.

Я собрал чемодан и уехал к Лере. А что мне оставалось делать?

A теперь несколько слов о любви. Мне кажется, никто толком не знает, что это такое. Всяк толкует о ней по-своему. Сейчас, когда так бесславно и банально кончается мой роман с Лерой, я, конечно, буду судить о ней не так, как в его начале. Вот и разберись, где истина. Ситуация похожа на то, как если бы на меня неожиданно напал неизвестный и с ходу всадил в меня по самую рукоятку длинный нож. Но еще не вытащил его. В эту секунду я еще дышу, глаза мои открыты. Они еще видят, мозг еще работает, сердце еще бьется. Может быть в своем последнем отчаянном толчке. Я еще жив. Я еще люблю. Это, очевидно, последние мгновения моей любви. Но я еще успею что-то подумать, успею сказать о ней.

Нашу связь нельзя назвать светлым праздником для двоих. Моя любовь была, если разобраться, глухой, темной, всепоглощающей страстью с буйными протуберанцами безграничного, ослепительного счастья. Но они стоили всей моей жизни, так мне казалось. Только ради них стоило жить и умереть. Темной же и глухой она была из-за моей ревности. С ней я прошел все семь кругов ада. И ревность сделала меня пленником моей любви. И сторожем одновременно. Не знаю, что хуже — муки ревности, или муки безответной любви. А теперь все по порядку.

Я познакомился с Лерой два с лишним года назад в Сочи. Она работала раздатчицей в столовой санатория, куда я приехал на отдых в начале марта. Познакомился с ней так. На второй или третий день после ужина я решил побродить по вечернему городу. Санаторий мой находился на южной окраине Сочи за огромным корпусом интуристской гостиницы «Жемчужина». До центра я доехал на автобусе. Прогулялся по безлюдному парку и пошел мимо морского вокзала в сторону набережной. Обратно я решил идти пешком. Стояла довольно прохладная погода — накрапывал дождь, со стороны моря порывами дул ветер. Я посильнее надвинул на голову шляпу, застегнул плащ на все пуговицы и неторопливо побрел по пустынной набережной, глубоко погрузившись в свои мысли.

О берег тяжело бились темные волны, увенчанные белыми кружевными гребешками. Изредка навстречу мне попадались парочки или одинокие вроде меня люди. Неподалеку от морского вокзала я заметил у фотокиоска девушку, которая что-то рассматривала на застекленной боковой поверхности. Из мимолетного любопытства я тоже подошел к витрине, которая оказалась сплошь залепленной моментальными фотографиями.

— Себя ищете или выбираете жениха? — вежливо пошутил я. Девушка улыбнулась. У нее было очень юное хорошенькое личико, и я даже подосадовал, что она так молода. На вид ей было лет 16-17. Мне просто было приятно с ней болтать. Ничего больше у меня и в мыслях не было. И не могло быть. Я всегда был добропорядочным семьянином, человеком с устойчивыми моральными взглядами.

— Родители отпускают вас одну в такое позднее время? — спросил я.

Она доверчиво улыбнулась.

— Разве это позднее время? Еще нет и девяти часов.

На ней было длинное песочного цвета сшитое колоколом пальто. Из-под желтой вязанной шапочки торчали две короткие русые косички перехваченные золотисто-желтыми ленточками. Она показалась мне школьницей. Ученицей 9 или 10 класса. Теперь я могу сказать, что она с первого же мгновения неудержимо повлекла к себе. С первых же минут меня стало затягивать в этот сладостно-таинственный омут, именуемый любовью. Я не чувствовал опасности и в счастливом неведении младенца зашагал по пути, который вел к пропасти.

Я предложил прогуляться по набережной — она согласилась. Еще несколько минут назад сосредоточенно-хмурый, с лицом, уставшим от бестолковой столичной суеты, от своих дипломников и студентов я как по мановению волшебной палочки вдруг расцвел, разговорился, сыпал шутками и остротами, помолодел по крайней мере на 20 лет. Куда только делись мои серьезность и степенность. Чтобы не напугать ее громкими званиями, я не сказал, что я профессор и доктор наук, а представился журналистом. Эта профессия как бы предполагает и извиняет некоторую легкость и свободу в поведении. Оказалось, Лере 20 лет. После школы уже три года работает. Где — она пока не сказала. Я и не настаивал. Мы обменялись мнениями о книгах и о фильмах. Этот разговор было легко поддерживать обоим. Так мы гуляли часа два, и я проводил ее до угла квартала, где она живет. Здесь она попросила меня уйти: «Я понимаю», — с готовностью кивнул я и, превозмогая робость, предложил встретиться завтра вечером на том же самом месте. Она согласилась.