Георгий Марчик: Первая и единственная

Тьфу!

Но это было не вполне искренне. А если вполне искренне, то я был в смятении. Батюшки, что же это со мной происходит?

Ближе к вечеру как-то незаметно наползли тучи. Лес встревожено зашумел, замахал ветками. Близилась гроза. Мы едва успели укрыться в нашей двуспальной палатке. Дождь хлестанул тяжелыми крупными каплями, напористо; яростно. Мы едва успели с веселым смехом залезть внутрь. Вначале молча слушали неистовую чечетку дождя на скатах палатки. Потом стали вспоминать школу.

— Помнишь, как физичка выгнала тебя из класса? — спросила Валя.

— Все шумели, спорили, когда она вошла, просто не заметили ее, а выгнала она меня одного.

— Вот это как раз и заело ее, что не заметили. Она взорвалась, стала кричать: «Скоты! Идиоты!» А ты побледнел, поднялся и отчетливо так сказал: «Почему вы нас оскорбляете?» Она сразу: «Немедленно вон и больше на мои уроки не являйся». Ты вышел, а за тобой вышли остальные.

— А вот за это меня чуть не исключили. Все вспомнили, требовали, чтобы я извинился. А я говорю: «За что же я должен извиняться? Я ее не оскорблял. Я только задал вопрос».

— А помнишь Люду Орешину? Как она была в тебя влюблена? Уроки перестала учить. Ходила бледная, осунувшаяся. Девчонки посоветовали ей объясниться с тобой. Она написала тебе письмо. Ты ответил. Но вот что, она никому не сказала. Зато с тех пор ее как подменили. Снова стала сама собой. Что же такое магическое ты ей написал?

— А ничего особенного, — я засмеялся. Какая все-таки сладость, эти школьные воспоминания. — Я написал всего одно слово. Прямо на ее послании. Дура. И вернул его.

— Вот видишь, какой ты жестокий.

— Причем здесь жестокий? Просто она была весьма нелепа вместе со своей выдуманной любовью. Пусть еще скажет спасибо, что я не высмеял ее при всех.

— Это было бы зря, — серьезно сказала Валя. — Она была очень впечатлительной девочкой. И могла даже из-за этого покончить с собой.

— Из-за такой глупости кончать с собой. А покончила бы, так одной дурой на свете стало бы меньше.

— Ты по-прежнему не веришь в любовь? — спросила Валя. — Вот и вчера, когда все говорили об этом, ты промолчал.

— Почему же не верю? Верю. Только очень уж затрепали это слово. Сидишь в кафе или баре, только и слышишь: «Любовь, любовь…» И по радио, и из магнитофонов прямо надрываются все кому не лень: «Любовь». Даже сам смысл этого слова изменился, теперь оно значит что-то вроде секслюбви. В такую любовь я не верю, мне она не нужна. Я читал одного писателя, что пора придумать для любви другое слово и разрешить употреблять его только раз в жи зни. Это было бы правильно.

Мы лежали лицом друг к другу. В палатке было сумрачно. У Вали блестели глаза. Чувствовалось, что тема разговора ей нравится. Я говорил и вдруг почувствовал, что тело мое как бы бьет слабым током. Этот ток шел от ее тела — мягкого, близкого, влекущего. Меня всего так и заколотило. Валя отодвинулась и предостерегающе сказала:

— Ты чего прижимаешься, Силантьев? А ну, прекрати. И сразу договоримся, чтобы без этого. Ясно?

А у меня аж в голове помутилось, перехватило дыхание.

. Валя! — хрипло сказал я, обнимая ее и притягивая к себе. — Валя! Ведь я люблю тебя. Поверишь, я сам до сих пор не знал об этом. Не признавался себе.

Она засмеялась и спросила:

— На один вечер? Ты сам только что говорил о такой любви.

— Нет, на всю жизнь. Честное слово, — взмолился я. Она не поверила, конечно. Оттолкнула:

— Убери руки. Или я сейчас уйду. — И насмешливо добавила: — То, к чему ты сейчас стремишься, это еще не любовь. Да ты и сам понимаешь.

— Ладно, — сказал я, переворачиваясь на спину. — Не хочешь, не надо. Только имей в виду — это серьезно. Я еще никогда не был так серьезен, как сейчас

— Бели серьезно, я согласна. Но вначале распишемся. Чтобы все было по-настоящему. — И все-таки, судя по ее не совсем уверенному голосу, она еще сомневалась в моей искренности.

— Согласен, конечно, — сказал я. — Вот уж не думал, что у нас все так получится. Однако не понимаю, зачем я тебе такой нужен?

— Какой такой? — удивилась она.

— Ну, меченый. Ты знаешь. Все равно мне хода не будет.

— Почему же не будет? Будет. Пойдешь учиться. Я в тебя верю. Ты всего добьешься, если захочешь. Будем вместе. Ведь для меня любовь не просто слова, а вся жизнь.

Я сказал, что с тех пор, как она подарила мне свою фотографию, я всегда ношу ее с собой.

— Она и сейчас здесь? — спросила Валя радостно и удивленно одновременно.

— Конечно, со мной, в бумажнике.