Анна Джеймс - Венецианское ожерелье

— В первый раз это действительно ужасно, — признал он, — но наши пилоты не промах. Такие и на одном крыле до места доберутся.

Он резко свернул на узкую дорогу, вьющуюся высоко над морем.

— У нас встречаются и гористые участки, — пояснил он. — Вы что-нибудь знаете о Сент-Майкле?

— Только то, что он долгие годы относился к британским колониям, и, по словам моего пилота, это карибская мечта.

— Это в самом деле так. Правда, тут встречаются совершенно дикие места. Конечно, кто-то находит в этом особую прелесть, но я предпочитаю цивилизацию, и, естественно, мы по большей части сохранили привязанность к английскому влиянию. К примеру, названия большинства домов, улиц и заведений до безобразия английские.

— Как Дрого-Мэнор, усадьба Нэвиллов?

— Вот именно, хотя осмелюсь заметить, это название стало скорее предвестником несчастья, чем данью ностальгии. Усадьба названа так по имени своего предшественника — замка в Девоншире, как я припоминаю.

— Кем? Семьей Нэвиллов?

— О нет. Карл купил поместье, когда решил обосноваться здесь и стать плантатором. «Нэвилл лимитед» объединила под своим крылом кофейные плантации острова и вывела их на мировую арену. Экспорт шел весьма успешно.

Он умолчал о банкротстве фирмы, слухи о котором подтвердились еще тогда, когда Зак Прескотт с нарочитой прямотой заявил Андреа, что «Нэвилл лимитед» в беде.

Они ехали по-над морем сквозь знойную духоту ночи. Все было для нее внове. Земля жары, влажности, ароматов и неумолчных шумов. Ночь и впрямь состояла из тысяч звуков. Андреа поняла это, когда прислушалась к игре ветра в ветвях деревьев. В его струи вплетали свою болтовню, визги и хрипы ночные птицы и насекомые.

— Вы привыкнете к этому, — заверил ее Дэвид.

— После грохота транспорта под окнами моей квартиры в Нью-Йорке этот шум кажется даже тихим, каким-то умиротворяющим.

Дэвид Марлоу вновь окинул взглядом ее точеный профиль.

— Я уверен, что вам тут понравится, — серьезно сказал он. — Здесь есть на что полюбоваться. У нас даже вулкан свой.

— Надеюсь, извержений не предвидится?

— Ну что вы, он потух уже несколько миллионов лет назад.

— Что ж, в любом случае работа не оставит мне много времени на осмотр достопримечательностей.

По его кивку Андреа поняла, что он, как семейный адвокат, подробно осведомлен о ее работе. Она решила рискнуть и небрежно, как бы между прочим, расспросить его, проявляя не больше любопытства, чем любой другой на ее месте:

— Вы, наверное, много знаете о коллекции Карла Нэвилла?

— Столько же, сколько и все. Точнее сказать — очень мало. Когда дело касалось коллекции, Карл становился очень скрытным. Думаю, что вы найдете ее в полном беспорядке.

— Я слышала об этом, — отозвалась Андреа, — от Закари Прескотта.

— Вы давно с ним работаете?

— Несколько лет я не выбиралась из Европы: училась, работала, — уклонилась она от прямого ответа и быстро сменила тему, прежде чем Дэвид начнет вдаваться в подробности: — Вся ли семья сейчас в Дрого-Мэнор?

— Только Дориан, вдова Карла, и его сестра Рейчел.

— Кажется, у него был сын. — Андреа вспомнила список ближайших родственников из статьи в «Нью-Йорк таймс», которую знала уже наизусть.

— Он и сейчас в добром здравии, просто уехал тут же после погребения, а другая сестра Карла, Миллисент Прескотт, мать Зака, никогда не появляется на острове.

На вершине холма они свернули на узкую дорожку, которую обступали стены, увитые диким виноградом. Впечатление от их внезапного появления было настолько сильным и угнетающим, словно они были поставлены здесь для конвоирования маленькой машины и ее пассажиров по дороге, с которой нет возврата. Ей почудилось, что под этим ночным небом они сейчас одни. По крайней мере из людей. Птицы продолжали трещать, и впереди на дороге свет фар отразился в ярких глазах зверька, предпочитающего ночной промысел. А над их головами ветер все еще продолжал исполнять свою жуткую симфонию.

Они свернули в кованые железные ворота, и Дэвид припарковал машину.

— Дрого-Мэнор, — сказал он, и Андреа невольно содрогнулась.

Лунный свет заливал голубоватым сиянием крутую остроконечную крышу каменного дома, очерчивая ее контур на черном небе. Деталей не было видно, только массивный, твердый, безмолвный силуэт, загадочным образом красивый и отталкивающий одновременно.

Андреа осталась в салоне, когда Дэвид вышел из машины и открыл багажник, чтобы достать чемоданы. Она внезапно ощутила потребность признаться самой себе в том, что вовсе не стремится променять безопасный уют машины на мерцающий призрак Дрого-Мэнор, но усилием воли преодолела свои страхи. Когда Дэвид помог ей выйти из машины, Андреа уже была способна ответить ему благодарной улыбкой, по крайней мере частично это отражало ее чувства.