Анастасия Доронина - Все только начинается

— Такое впечатление, что в свободное время ты подрабатываешь в галантерейном магазине, — неуклюже пошутила я.

— Нет, — засмеялся он. — Просто я кое в чем неплохо разбираюсь.

Совсем скоро выяснилось, что Павел действительно разбирался во многих вещах. В частности, в том, где и как достать дефицитные в середине 80-х вещи, практически все — от дубленок до губной помады. У него было множество связей с самыми неожиданными людьми в разных концах Москвы, и он обладал поразительным даром мгновенно высчитывать перспективы обмена одной вещи на другую. И превращал томик «Мастера и Маргариты» в пару финских сапог на меху, а китайское теплое белье — в набор французской косметики.

Можно было только удивляться тому, как простой паренек из глубинки сумел за год-два, проведенных в столице, обрасти таким количеством нужных знакомств. Уже через полгода после поступления в институт он переехал из общежития на съемную квартиру, и ясно было, что платил он за нее не из стипендии.

При этом — и это важно! — в Павле не было и намека на то отталкивающее, отвратительное, торгашеское, что заставляет меня и по сию пору брезгливо отворачиваться от некоторых продавцов на рынке. Особенно тех, кто перебирает толстыми пальцами кипы сваленных на столы бюстгальтеров и женских трусиков с кружавчиками. Мой будущий муж просто был коммерсантом от Бога. У него был настоящий талант — к каждой своей коммерческой операции он подходил по всем правилам экономической науки, изучив конъюнктуру рынка и произведя собственное маркетинговое исследование. Конечно, в те годы любая коммерция называлась спекуляцией, и Павел немало рисковал, раз за разом проворачивая свои комбинации. Но все же он был достаточно осторожен, чтобы проскакивать через довольно-таки крупные ячейки сетей ОБХСС.

Но обо всем этом я узнала много позже.

Все последующие месяцы я купалась в счастливых волнах его внимания и… любви. Павел трудился надо мною, не покладая рук. Мы съездили с ним в какую-то затерянную в районе Волоколамки избушку на курьих ножках, где толстая женщина в грязном халате, от которого все время отлетали пуговицы, провела меня в наглухо зашторенную комнату и высыпала на диван добрый десяток вкусно шуршащих пакетов. Целый час я примеряла какие-то сногсшибательно красивые и такие же дорогие платья, юбки, мягкие джемперы и скрипящие новой кожей сапоги.

Павел сидел напротив и коротким:

— Вот это твое, Танька! Берем!

Или:

— Нет, это сними. Ты в нем похожа на продавщицу из овощного магазина, которая раз в сто лет в театр собралась! — одобрял, либо отвергал обновки.

Потом он отвез меня к лучшему московскому парикмахеру, который даже из моих совсем чуть-чуть отросших волос сумел соорудить нечто особенное, настоящую Прическу с большой буквы. Волосы мои, выкрашенные в сочный каштановый цвет, в свете электрических люстр парикмахерской стали казаться не волосами даже, а дорогим мехом, к которому страшно прикоснуться, чтобы ненароком не смять и не испортить.

Потом мы стали посетителями косметического салона. И я с удивлением рассматривала в огромном зеркале свое знакомое-незнакомое лицо. Всего лишь несколькими умелыми штрихами туши, помады и румян мастер сделал из меня, «бледной поганки» с обветренными губами, классическую краса… Да! Красавицу! С соболиным разлетом бровей и длинными, загнутыми кверху ресницами над огромными блестящими глазами цвета темного жемчуга.

— Я же говорил — ты роскошная женщина! — шептал мне Павел, проводя пальцами по моей шее и с заметным удовольствиям вдыхая аромат «Шанель» — он сам доставал эти духи и уверял, что это именно «мой» запах.

А у меня кружилась голова. От того, что он рядом, сердце билось скачками. И так теплело в груди от одного только сознания, что на тебя — в кои-то веки! — смотрят как на женщину, и не просто женщину — желанную женщину! Я чувствовала, что между нами происходит что-то. Мы еще не начали целоваться, но я все чаще ловила на себе долгий, задумчивый взгляд, в котором теплилось новое чувство — восхищение пополам с гордостью. Он шел со мной рядом и первым замечал, что на меня стали оглядываться мужчины.

— Смотри, вон тот, пижон в замшевом пиджаке, — чуть шею не вывернул, так смотрел.

— На меня?

— И на меня тоже. Все смотрят сначала на тебя, а потом на меня. И завидуют. Мне.

— Почему же?

— Потому что это у меня такая женщина! Одна на всю Москву!

— У… у тебя? — Я старалась произнести это как можно небрежнее, но голос у меня сел. — Ты говоришь это так, как будто заявляешь на меня права…