Ронда Грей: О самом главном

Эстер тяжело вздохнула. Ее взгляд упал на крышку бара, служившего так недавно ристалищем их любовной битвы.

— Все это тебе стоило сказать мне… до вчерашнего вечера.

— Ты в этом уверена? — тихим голосом переспросил он. — Разве это изменило бы характер наших отношений?

Еще недавно пространство комнат было наполнено счастьем любви. Сгорели страсти…

— О господи! — вскрикнула Эстер. — Бекон совсем сгорел!

— Послушай, Тери, а что ты скажешь, если я возьму тебя с собой? Мы будем вместе.

— Надолго?

— Как сами решим.

— Иначе говоря, я получила приглашение стать твоей любовницей? Какая честь! — Эстер повернулась и быстро вышла из комнаты. Подгоревший бекон на время отвлек ее внимание от тягостных раздумий. И все-таки образ отца настиг ее и там, и тогда она твердым голосом сказала: — Нет! Я не смогу пойти на это!

— Не думай, что я ждал другого ответа. И я не настолько жесток, чтобы заставлять тебя терзаться ежечасно и ежедневно из-за несоответствия обстоятельств твоим непоколебимым моральным принципам.

— Так ты именно поэтому избегал конкретного разговора о будущем наших отношений?

В ответ — молчание.

Эстер закрыла глаза и отвернулась. А он тихо попросил:

— Тери, посмотри на меня.

— Нет, Билл, не могу.

Она и вправду не могла ничего видеть — слезы застилали глаза.

— Тери, я помню твою недавнюю ликующую фразу: ничто не заставит тебя сожалеть о содеянном. Ты забыла?

Ну что тут ответишь? Нет, она не забыла. Но недавнее стало прекрасным прошлым. Тревожило будущее.

Каким-то очень детским жестом Эстер тыльной стороной ладони попыталась вытереть слезы. Плач — ответ души на малую беду. А у нее настоящее горе. Едва ей стал так необходим этот человек, и вдруг — разлука. Навсегда? Она вдруг увидела подлинного Уильяма Картера — не плейбоя с журнальной обложки, а мужчину, чувствующего особую ответственность за доверившуюся ему женщину. Куда как просто было ему наобещать всего чего угодно. Но ведь нет, он трезво оценивает свои силы, возможности. Обижая нерешительностью минуты, бережет от горького разочарования в будущем. Его выбор должен созреть и уж если будет сделан, то навсегда. Да, он такой — красавец-мужчина, удачливый бизнесмен, джентльмен по сути… Стоит возблагодарить судьбу, соединившую с таким человеком, пусть ненадолго…

— Господи, Билл, мне надо было бы обо всем догадаться раньше. Ведь не я, а ты решил не переходить определенных границ в наших отношениях. Я видела, чего тебе это стоило… В тот первый наш вечер ты решил, что я излишне горда и пресыщенна. Уверена, подтверди я в дальнейшем твою ошибочную догадку, и мне, и тебе было бы сейчас проще. Я бы не строила планов на будущее, ты бы не имел никаких моральных препятствий, чтобы с достоинством удалиться навсегда.

— Тери, и тебя бы устроил подобный вариант?

— Ту, выдуманную тобой, да, устроил бы, а меня настоящую… Нет, мне хотелось бы думать, что наша предельная близость — повод… надеяться. Не знаю, может, было бы лучше, если бы тогда до всего, что произошло, ты бы оставил меня в покое. Одну.

— Оставить тебя такой, как ты была… до? — переспросил Уильям Картер. — С невостребованным подвенечным платьем и воспаленным воображением? С уверенностью в том, что вся жизнь заключается в работе и самоограничении? С презрением ко всем мужчинам, потому что двое из них оказались типичными эгоистами. Я имею в виду твоего отца и Патрика. Оставить тебя в неведении, что ты можешь достичь в жизни гораздо большего, чем они предполагали? Не знающую, сколько в тебе заложено нежности, темперамента, чувства свободы… и многого другого, что женщине либо дано, либо нет. А тебе дано!

— Не вижу пока счастливца, которому подобное богатство пригодилось бы…

Уильям усмехнулся.

— В один прекрасный день все может измениться.

Эстер закинула голову и тихо с закрытыми глазами произнесла:

— Вчера вечером ты мне сказал: ты уникальна и никогда никому не позволяй говорить о себе другое. А я со всей этой хваленой уникальностью скоро уеду домой, увозя с собой новые комплексы и…

— Послушай, — перебил ее Уильям, — кто-то из нас недопонимает ситуацию. Дело совсем не в том, что ты недостаточно хороша для меня. Совсем наоборот!

— Я понимаю одно. — Эстер пожала плечами. — Как бы ни объяснялась ситуация, я не могу принять ее спокойно. Дело осложнилось тем, что за эти несколько дней, черт бы их побрал, я… я ухитрилась полюбить тебя!

Он долго осмысливал услышанное, а потом сказал, не без труда подбирая слова, чтобы менее болезненно для нее выразить мысли: