Барбара Воллес - Неизбежный поцелуй

Этот человек выглядел потрясающе.

У него не было ни шрамов, ни каких-либо ужасных уродств или чего-то подобного, что, по мнению Келси, давало бы ему повод превратиться в отшельника и затворника. На самом деле мужчину, стоящего перед ней, можно было назвать не иначе как ошеломляюще привлекательным.

Алекс Маркофф был высок — по крайней мере, на полфута выше ее ростом, — по-спортивному подтянут и обладал очень широкими плечами. Его узкие бедра были обтянуты тканью выцветших джинсов с заниженной линией талии, а черная рубашка подчеркивала мускулистые плечи. Его правая рука от середины предплечья до середины пальцев была в гипсе, и Келси задалась вопросом, как этому мужчине удалось одеться самостоятельно, причем так аккуратно?

А еще у него были потрясающие темно-серые глаза и тонко очерченные скулы.

Нет, Алекс Маркофф определенно очень хорош собой. Однако он, вне сомнения, не слишком рад видеть ее на пороге своего дома.

Келси тут же вспомнила недовольство, которое вызвала в прошлом. Она тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли. Сейчас совсем иная ситуация. Тем не менее ей не удалось сдержать дрожь в голосе, когда она произнесла, вежливо улыбнувшись:

— Здравствуйте! Я Келси Альбертелли.

Когда он не ответил, она прибавила:

— Ваша новая помощница.

В ответ — молчание.

— Я из Нью-Йорка. Меня нанял мистер Лефковиц…

— Я знаю, кто вы такая.

Его голос был суровым и мощным, под стать его физическому телосложению. Келси едва не попятилась, услышав неодобрение в его тоне.

«Или он говорит со скрытой враждебностью?» Келси добиралась до дома Алекса в автомобиле с открытыми окнами. Ветер растрепал ее каштановые волосы, пряди выбились из свободного пучка и теперь в беспорядке обрамляли лицо. Несколько прядей она заправила за ухо.

— Хорошо. Я уж подумала, что мистер Лефковиц забыл вам позвонить.

— Нет, он не забыл мне позвонить. Он звонил несколько раз.

Келси кивнула, и снова наступило неловкое молчание. Еще несколько прядей упали на ее лицо. Она заправила их за уши и стала просто ждать, что мистер Маркофф скажет дальше.

Он ничего не сказал ей, а просто развернулся и ушел в дом, оставив ее стоять на пороге.

«Только не говори, Келси, что тебя не предупреждали!»

— Сомневаюсь, что тебе окажут теплый прием, — говорил ей мистер Лефковиц. Ну, это он явно преуменьшал. — Только помни, что у него нет выбора. Ты работаешь на меня, а не на него.

— Не волнуйтесь, — заверила его Келси. — Я уверена, что все будет хорошо. Нет ничего, с чем я не могу справиться.

«За приличные деньги».

А что делать? Благодаря проделкам бабушки Роузи она была вынуждена погашать задолженность по кредиту. Ту сумму, которую предложил ей за работу мистер Лефковиц, Келси заработала бы, трудясь в поте лица в трех-четырех местах. Кроме того, ей и прежде приходилось сталкиваться с недружелюбием, которое выказывали те, кому она наносила визит.

Так получилось, что недружелюбного отношения к себе она удостаивалась опять же благодаря своей бабушке Роузи.

Так как Маркофф оставил дверь открытой, Келси решила, что он предлагает ей следовать за ним. К тому времени, когда она это поняла и переступила порог, он был на несколько шагов впереди, и ей пришлось поторопиться, чтобы его догнать.

— Ну, вы в такой глухомани спрятались, — сказала она, коснувшись рукой его плеча. — У вас здесь и указателей не так много, как в Нью-Йорке. Почему бы не поставить табличку «Поверните направо у большой сосны»? Мне сказали повернуть у большой сосны, я и поворачивала, но трижды свернула в неправильном направлении из-за такого большого количества деревьев.

— На развилке растет всего одна сосна, — ответил он.

— Теперь я знаю это, — со значением произнесла она. — Тем не менее в большинстве мест в качестве ориентира используется какой-нибудь бросающийся в глаза объект — здание или дорожный знак. Но не сосна. Я свернула не там, где следовало, и проехала мимо дороги, которая ведет к вашему дому. Из-за кустов даже ваш почтовый ящик едва видно. Но тогда я решила, что это точка…

Она не договорила. Речь Келси была бессвязной. Если она волновалась, то всегда начинала тараторить, лишь бы заполнить тишину. Она ненавидела это свое качество. Подобная болтовня злила ее еще тогда, когда Келси была ребенком. По правде говоря, будучи маленькой и одинокой, Келси хотелось кричать на социальных работников, чтобы те заткнулись. Вот и теперь она поступает, как прежде: нервно и тревожно тараторит, стараясь хотя бы как-то наладить отношения с человеком, чье негодование от ее присутствия чувствуется буквально физически.