Олимпия Кершнер - Все сбудется

— Я не понимаю, Николь! Решительно ничего не понимаю!

— Тетя, пожалуйста, прошу тебя, просто поверь мне и позволь остаться, ладно?

— Но ты даже не привезла с собой никаких вещей. Как ты можешь остаться ночевать здесь? У тебя нет даже ночной рубашки… И что скажет Сомаль?

— О, он будет только рад от меня избавиться на какое-то время.

— Почему? Ты можешь объяснить, что произошло? Он что, обидел тебя? Что случилось, Николь? Ты сама не своя. С самого утра ты только сделала два телефонных звонка и прошагала по гостиной километров пятнадцать. Я даже боюсь, что администрация предъявит счет за протертый ковер. А уж за обедом ела столько, что и канарейка осталась бы голодной!

— С ковром все в порядке.

— Да. Но с тобой — нет.

Николь наконец подняла голову, посмотрела на тетю Франсуаз и чуть не разрыдалась. Но усилием воли сдержала готовые уже хлынуть слезы. Она все это устроила, ей и выпутываться. Нельзя всю жизнь в трудных ситуациях утыкаться лицом в теткин передник и плакать от обиды. И просить помощи. На этот раз ей предстоит самой исправить последствия своего легкомыслия.

— Правда, тетя, со мной все хорошо.

Но та лишь покачала головой.

— Нет, Николь, нет. Но я понимаю, что произошло нечто, о чем тебе не хочется говорить. Знай только, что я буду здесь, когда понадоблюсь тебе. И твой дядя — тоже.

— Спасибо, — прошептала Николь и с трудом улыбнулась. Потом повернулась и снова подошла к окну.

Дядя Анри не обедал с женой и племянницей. «Заканчиваю кое-какие дела», — сказал он Франсуаз по телефону. Слава Богу, по крайней мере, с ним не придется объясняться по поводу идиотской статьи, со вздохом облегчения подумала Николь.

Разговор с Фернаном Тома решительно не удовлетворил ее. «Нет, никакие перемены уже не возможны с тех пор, как номер поступил в продажу», — заявил этот наглец. Теперь можно обсуждать только какие-то поправки, приносить извинения за неточности…

Сколько бы она ни угрожала судом, сколько бы ни обещала разорить газету, толка от этого не было бы никакого. Даже если бы Фернан Тома пошел на то, чтобы опубликовать опровержение, это не спасло бы ситуацию. Николь прекрасно знала, что такие заметки никогда не попадают на первые страницы, а значит, и прока от них нет.

Анри де Белльшан вошел в гостиную и разулыбался, увидев Николь.

— Здравствуй, малышка. — Дядя нежно поцеловал племянницу. — Я и не знал, что ты здесь.

Франсуаз появилась из спальни, подошла поздороваться с мужем.

— Анри, добрый вечер, дорогой. Как твои дела?

— Договор был окончательно одобрен сегодня вечером обеими сторонами. Мы, конечно, потеряли кое-какие преимущества благодаря Сомалю и его умению вести переговоры, но в целом итоговые условия много выгоднее, чем я ожидал. Работы можно начинать через три недели.

— Дорогой, но это просто изумительно! Значит, мы можем отправляться домой?

— Да, через два дня. Завтра утром все заинтересованные стороны поставят свои подписи на договоре, послезавтра я еще раз съезжу на место разработок, и мы свободны.

Николь похолодела. Ее брак подошел к своему логическому завершению. Все кончено! И Сомалю нет никакого смысла разыскивать ее ни сегодня, ни завтра, никогда. Нет смысла даже думать, что с ней. Николь чуть не расхохоталась. Да он, наверное, поздравляет себя с тем, что ему не пришлось говорить ей, что пора уезжать, — она оставила его сама!

— Это изумительно, дядя Анри! — оживленно воскликнула Николь и подумала, что ей надо скорее оставить их, пока она не разрыдалась, но прежде следовало сделать кое-что еще. — Да, я хотела попросить тебя об одолжении. Я потеряла мою чековую книжку. Не дашь ли ты мне немного денег, пока я не получу из банка новую? Не хочу обращаться к Сомалю, он предложит пользоваться его, но, знаешь, я как-то еще не привыкла. Да и к тому же хочется сохранять некоторую независимость…

Она говорила быстро, но не настойчиво, чтобы не вызвать подозрений. Дядя никогда ей ни в чем не отказывал, а сейчас Николь просто необходимы были дополнительные деньги на билет. Она уже решила, что улетит завтра первым же рейсом.

К счастью, ни Анри, ни Франсуаз ничего не возразили.

— Спасибо, дядя. Я очень устала. Я пойду отдыхать, не возражаете? Спокойной ночи. — С этими словами Николь прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. И тут силы покинули ее. Она рухнула на кровать и залилась слезами. — Сомаль, о, Сомаль! — стонала Николь, как раненый зверь.

Он не позвонил, не приехал, не сделал ни одной попытки связаться с ней. Значит, она права: те две ночи были лишь компенсацией за его жертву. Что ж, утром она улетит.