Оливия Гейтс - Сердце пустыни

После очередной близости, жаркой и неистовой, Талия лежала, прижимаясь к его груди, и знала, что Харрис только притворяется спящим.

Она тоже не могла уснуть. Видимо, она вообще больше никогда не сможет спать спокойно.

Глубокой ночью дружелюбная атмосфера оазиса стала походить на бездушную пустыню. Стояла гнетущая тишина, ни единое дуновение не оживляло богатую листву.

Талия наконец уснула. Харрис выбрался из кровати и вышел на свежий воздух.

Он остановился в дальнем конце сада у коттеджа и посмотрел на неестественно четкие и яркие звезды. От разочарования и уныния на его глаза навернулись слезы.

Он спас Талии жизнь, но не мог избавить ее от разочарования и отчаяния, и это было самое обидное. Он не имел права ничего ей обещать, терзать бесполезной надеждой. Он не был свободен в своих решениях и желаниях.

Харрис поклялся пойти на все ради счастья возлюбленной. Но пока ему оставалось лишь молчать и страдать вместе с ней. И молча дарить ей свое сердце.

Он неистово молился, чтобы ему не пришлось делать выбор между чувством к Талии и возможностью помочь Тоду.

Харрис ни в коем случае не должен потерять Талию. Без нее его жизнь не будет иметь смысла.

Талия вздрогнула и проснулась, нежась в неге и удовольствии после страстной близости с Харрисом.

Она потянулась и простонала от приятных ощущений в теле. Харрис продемонстрировал ей страсть и блаженство на грани безумия. И теперь она считала, что его прежнее здравомыслие и сдержанность были совсем не к месту.

Принц покинул комнату, но мог вернуться в любую секунду.

Талия встала и приняла душ. Выйдя из ванной, она услышала монотонный стук копыт Ветра с задней стороны коттеджа.

Она бросилась к двери. Оказавшись на улице, Талия посмотрела на сумеречное небо и увидела, как одна из звезд зажглась ярче остальных, а затем погасла, словно ее никогда не было.

Вот так же стремительно истекает время, оставшееся у Харриса и Талии.

Но они не вели себя так, словно им придется расстаться. Оба притворялись, что всегда будут вместе.

Подъехав к коттеджу, Харрис улыбнулся Талии, и она забыла обо всем. Она бросилась к нему, и он усадил ее перед собой, прижав спиной к своей разгоряченной груди.

Некоторое время они ехали рысью, совершая неторопливую ежедневную прогулку по оазису. Талия вздохнула и сильнее прижалась к Харрису, наслаждаясь его уверенностью и теплом тела.

— Я сделала вывод, — заявила она. Он поцеловал ее в макушку, продолжая обнимать, и стал ждать ее откровения. — Мое похищение стало самым лучшим событием в моей жизни.

Харрис рассмеялся и сжал Талию в крепких объятиях:

— Знаешь, получается, что я тоже могу назвать это событие самым лучшим в моей жизни.

Она вздохнула, понимая, что он говорит правду, и прижалась к нему, наслаждаясь запахом его тела и свежими ароматами богатой природы.

Потом она решила его поддразнить:

— Как, по-твоему, когда-нибудь я смогу кататься на собственной лошади?

— Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности.

— Какой опасности? Здешние лошади, как и остальные животные, быстро привыкают к иностранцам.

— Я просто хочу держать тебя в своих объятиях как можно дольше… — Он помолчал, потом простонал: — Я желаю касаться тебя как можно чаще.

Харрис с трудом произносил эти слова, так как понимал — время их неумолимо истекает. Когда все закончится, в их сердцах останутся раны.

Талия решила немного подбодрить Харриса. Она повернулась и дрожащими от испуга губами поцеловала его в шею:

— Мой благородный рыцарь.

Он прерывисто выдохнул и крепче прижал ее к себе, благодаря таким образом за нежность и понимание.

— Нет ничего лучше, чем тебя обнимать. Я могу к этому пристраститься, ведь я часто езжу с тобой в оазис.

— Мой герой, — произнесла Талия по-арабски, откинула голову назад и, улыбаясь, посмотрела в его глаза. Взгляд Харриса помрачнел.

Но вот тьма сменилась нежностью. Харрис загрустил — ему было больно и плохо. Она решила его развеселить.

Какой смысл беспокоиться о будущем, если подобными размышлениями можно лишь испортить счастье, которым они наслаждаются в настоящее время?

Она потерлась волосами, которые он обожал и называл золотыми нитями солнца, о его обнаженную грудь. Теперь, когда он больше не носил повязку, а только пластырь поверх быстро заживающей раны, она с удовольствием касалась его скульптурно-красивой груди при каждом удобном случае.