Дмитрий Ребров: Мне не нужна любовь

День за днем траулер рыскал по морям в поисках трески, минтая и палтуса. Вахта сменялась вахтой, рыба то была, то ее не было, но не проходило ни дня, чтобы Андрей не думал о Свете. Каждую ночь, как наваждение, всплывали в памяти ее глаза — такие, какими они были там, у Оксаны дома, — виноватые и испуганные. Они словно искали у него понимания, сочувствия и прощения, а он… Он ушел, не оглянувшись, не выслушав ее, не поговорив, неумолимый и жестокий.

А был ли он прав тогда в своей непреклонности? Какие у него были основания думать о ней плохо? Да, Оксана, видимо, рассказала о споре правду. Но ведь в поведении Светы той ночью не было даже намека на возможность близости! Раз за разом Андрей прокручивал в памяти события той ночи — нет, решительно ничто не говорило о ее распущенности. Скорее всего, заключая это дурацкое пари, она и не собиралась выигрывать его честно, она с самого начала хотела подругу перехитрить, обмануть. Это, конечно, не делало ей чести, но…

Чем дольше Андрей думал об этом, тем очевидней для него становился вывод — он был не прав. Не прав, что заподозрил Свету в развращенности, что сбежал, ничего не выяснив и не поняв, что, в сущности, безжалостно и несправедливо бросил ее. А главное — своим бегством он обидел ее, оскорбил!

Осознавать это было очень тяжело, ведь сейчас он был лишен всякой возможности повиниться перед любимым человеком. Да, любимым! То, что лишь «казалось» ему в Москве, здесь, в далеком море, стало совершенно очевидным. Как же ему хотелось оказаться сейчас рядом со Светой, заглянуть в милые карие глаза, обнять, прижать крепко к груди, покаяться в своем глупом бегстве и сказать наконец о своей бесконечной любви!

Время шло, и чем ближе был конец плаванья, тем крепче становилась решимость Андрея сразу по возвращении в порт отправиться в Москву. И хотя у него совсем не было уверенности в том, что Света захочет его выслушать, никаких сомнений не осталось — он к ней поедет. Андрею было просто необходимо увидеть Свету, он обязан сказать, что виноват перед ней и что любит ее. Сказать — а уж там будь, что будет!

Когда их траулер пришвартовался, Андрей увидел среди встречающих… Мироновну. Это его приятно удивило, даже развеселило. Старушка так искренне была ему рада, что Андрей не стал говорить ей о своем предстоящем отъезде — не захотел огорчать. Они направились к автобусной остановке, и Мироновна, забавно семеня рядом с Андреем, обстоятельно рассказывала нехитрые местные новости. О соседях, о новом начальстве в порту, о растущих ценах, о коптящей печке…

Мироновна устала, начала задыхаться, и Андрей, заметив это, остановился. Старушка, чуть отдышавшись, виновато взглянула на него.

— Андрюша, я ведь что в порт-то притащилась… Обманула я тебя, вот что. Ко мне тут девица одна на постой попросилась — корреспондентка, что ли, — всего-то на неделю. Я ей говорю: мол, занята у меня комната, квартирант, мол, вот-вот с моря придет. А она такие деньжищи мне посулила, что не удержалась я, пустила до твоего возвращения. Но ты не серчай, я ее предупредила — она сегодня же съедет! Еще утром вещички собрала, может, уже и уехала, не знаю.

— Мироновна, мне ведь только ночь переспать, завтра я тоже уезжаю, так что зря ты девицу-то… — пожал плечами Андрей и двинулся дальше.

— Ну как же… я же тебе обещала… — растерялась старушка и вспомнила вдруг: — Да, Андрюш, тебе ведь письма приходили. Из Мурома и из Москвы.

— Где они? — остановился Андрей.

— Дома, где же еще? — удивилась Мироновна. — У тебя в комнате, в шкафчике…

— А из Москвы от кого? — нетерпеливо спросил Андрей.

Старушка нахмурила брови, вспоминая.

— Как же?.. Сейчас… А! Вспомнила: от Ильина Пэ И. Два письма от него, остальные — из Мурома.

Письма были от Иваныча, соседа Светы, в них могло быть что-то и о ней. Наверняка было — и что-то важное! — не даром же их целых два!

Автобус еле полз, а Андрею до зуда не терпелось узнать, что же в этих письмах. Всю дорогу он гадал, что же (дважды!) хотел сообщить ему Ильин. От остановки к дому Мироновны он от нетерпения почти бежал. Старушка, задыхаясь, мелко трусила следом. Андрей вскочил на крыльцо и остановился, поджидая хозяйку. Спустя пару минут подошла чуть живая Мироновна.

— Фу, уморил… Что ж ты бежишь-то, как ошалелый?! Никуда твои письма не денутся…

— Открывай, Мироновна, не томи! — торопил Андрей.

— Сейчас, сейчас… Дай хоть отдышаться малость, чумной!.. Куда ж я ключи-то задевала? — Мироновна достала, наконец, ключи и взялась за дверную ручку. — Ба! А дверь-то открыта! Видать не съезжала еще моя постоялица…