Ивонн Линдсей - Шелковый соблазн

Но Тед лишь пожал плечами и отстриг ножницами пару засохших веточек гортензии.

— Это не мне решать. Но, судя по тому, что я от тебя слышал, твоему отцу было бы жаль, что его картинами не могут наслаждаться ценители искусства вроде него самого.

— Наверное. Просто я не уверена, что уже готова к этому.

— Ты поймешь, когда придет время, — кивнул Тед. — Говорят, «Ваверли» — одни из лучших в своем деле, так что коллекция окажется в надежных руках. А пока подумай о том, чтобы подключить своего парня к поискам ангела.

— Но он — не мой парень, — запротестовала Эйвери. Во всяком случае, пока. — Но я подумаю над твоим предложением. Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — отозвался Тед, бросая сорняки и срезанные веточки в тачку. — Если я тебе еще понадоблюсь, ближайшую пару часов я буду работать перед домом.

Садовник ушел, а Эйвери стала пристально разглядывать собственную картину. Маркус был абсолютно прав. И про свет, и про то, что ее душа не лежит к пейзажам. Задумавшись, Эйвери снова посмотрела на то место, где девятнадцать лет назад стоял ангел. Как же хорошо она его помнила! Теплые мягкие тона, грациозный изгиб крыльев, руки, обнимавшие что-то невидимое, но, безусловно, дорогое.

Эйвери потянулась за палитрой и кисточками. Забыв обо всем на свете, она принялась рисовать то, что всегда должно было быть здесь. Эйвери краем уха слышала, как миссис Джексон зовет ее пить чай, но продолжала работать, не обращая внимания на время.

Маркус снова шел по дорожке в сад, где, по словам экономки, Эйвери провела все утро за мольбертом. И когда миссис Джексон пробормотала себе под нос, что Эйвери еще ничего сегодня не ела, он пообещал, что уговорит ее выпить чаю, и понял, что после таких слов экономка стала его преданной союзницей.

Легкий ветерок ласкал цветы, так что в воздухе повсюду летала пыльца, и Маркус впервые за очень долгое время задумался о том, как прекрасна осень. Ведь полная дел и забот жизнь в Нью-Йорке приучила его к тому, что смена времен года означает лишь различную одежду да наличие или отсутствие снега, мешающего движению на дорогах. И теперь, оказавшись в саду, он вдруг с необычайной остротой увидел, как одни растения уже отцветают, а другие только готовятся зацвести, продолжая неизменный круг жизни, установленный самой природой.

Обычно такие философские мысли не приходили в голову Маркусу, и это лишь еще раз подчеркивает, что все течет, все меняется. И если представить человеческую жизнь временами года, то для деда уже давно наступила осень. Так что у Маркуса осталось совсем немного времени, чтобы вернуть «Очаровательную даму» на надлежащее ей место.

И вчера, когда он сказал Эйвери, что пригласил ее на ужин по довольно прозаическим мотивам, о которых вскоре забыл и искренне наслаждался ее обществом, он не врал. Но больше такой роскоши он себе позволить не вправе.

А потом он увидел, как все еще не заметившая его приближения Эйвери отходит на два шага от картины и критически осматривает свое творение. И уже издалека увидел, как сильно улучшилась ее работа.

— Замечательно, — похвалил он, подходя к ней.

— Да, теперь все правильно, — отозвалась Эйвери, оборачиваясь к нему со счастливой улыбкой. — Спасибо, что помог мне вчера советом.

— Вот только я не помню, чтобы советовал тебе такое, — заметил Маркус, указывая на ангела в центре композиции. — Он на удивление гармонично вписывается в картину, такое впечатление, что он всегда был в этом саду.

— В том-то и дело, — вздохнула Эйвери. — Он был здесь.

В ее словах слышалось столько печали, что Маркусу снова захотелось защитить ее.

— Ты расстроилась. Из-за чего?

— Мамины родственники подарили эту статую родителям на свадьбу. Я не знаю ни сколько лет этому ангелу, ни где он появился на свет. Но он слишком о многом напоминал отцу, так что тот продал его вскоре после смерти матери. Мне тогда было лет пять, и я очень расстроилась, когда ангел исчез.

— Обычно пятилетние девочки мало заботятся о всяких там статуях, — заметил Маркус, чувствуя, что сейчас Эйвери, как никогда, уязвима.

Но она лишь пожала плечами:

— Видимо, я была не совсем обычной девочкой. И только здесь, предаваясь мечтам, я не чувствовала себя одинокой. Мама была очень больна, и я редко с ней виделась, и еще за полгода до ее смерти я была практически полностью предоставлена самой себе.

Наверное, его чувства так ярко отразились на его лице, что она сразу же добавила:

— Только не пойми меня превратно. Обо мне хорошо заботились, у меня была няня, а миссис Джексон, сколько я себя помню, всегда была нашей экономкой.