Диана Рейдо - Влюбленный Робинзон

Место на рейс Дэна рядом с ним должно было теперь пустовать. Он взял для девушки билет до Нью-Йорка. Клер уже несколько раз поблагодарила его, но все никак не могла успокоиться.

— Сообщи, как долетишь. Не пропадай.

— Хорошо, Дэн. Я обещаю.

— И, знаешь, прилетай в гости. Хоть за свой счет, хоть за мой. Теперь все равно. Какие могут быть счеты между родными людьми?

— Передавай своей маме привет.

— Ты тоже. А… от кого?

— Да, действительно. Я и забыла. Кажется, с приветами пока придется повременить.

— Это все неважно. Подождем. Все утрясется.

— Надеюсь на это.

— Что будешь делать в Америке?

— Искать работу. Составлю резюме. Буду рассылать по издательствам.

— Я уверен: у тебя все получится. А жить будешь с мамой?

— Думаю, что сниму квартиру. В крайнем случае, подселюсь к какой-нибудь приветливой девушке.

— Дать тебе денег, Клер?

— Справлюсь. Выкручусь как-нибудь.

— Ну смотри. Как знаешь. Помни, тебе стоит лишь написать мне…

— Да. Будем переписываться. Телефонные звонки через океан не очень дешевы…

— Ерунда. Наплевать. О, твой рейс объявляют.

На глазах Клер показались слезы.

— Брось, не плачь, — Дэн крепко обнял ее, нежно поцеловал в щеку. — Все ведь хорошо.

— Да… Да, наверное. Такое приключение никогда не забудешь.

— Ладно, ступай. Тебе еще надо регистрироваться.

— Иду. Уже иду. Спасибо тебе, Дэн, спасибо за все!

— Ну что ты такое говоришь… Не за что. Совершенно не за что…

Пристегнувшись в кресле самолета, скорчившись на сиденье, Клер беззвучно рыдала.

Почему, ну почему именно с ней приключилась эта история?

Почему произошла такая нелепица, такая неправдоподобная несуразица?

Чем она заслужила подобное?

Она в очередной раз не могла понять своих чувств.

Если они — родственники, почему каждая клеточка ее тела разрывается на части от боли? Почему так тяжело? Почему хотелось закричать — не отпускай, не отпускай меня никуда, слышишь?

Почему же так больно?

Наверное, должно пройти время. Все случилось так неожиданно… открытие произошло так быстро. Внутри все смешалось. Чувства перепутались. Оттого и сумятица в голове, в сердце. В душе, в разуме.

Должно пройти время, твердила себе Клер, в отчаянии цепляясь за ручки кресла. Просто должно пройти время.

— Эй, Робинсон!

— Привет, Тони.

— Глазам своим не верю: вернулся.

— Почему это вдруг не веришь?

— Ты так скоропостижно исчез. Шеф твердил, будто все в порядке, но нам казалось, будто ты уволился.

— Скажи еще: украл крупную сумму денег из сейфа и благополучно смылся.

— Шутник, ничего не скажешь!

— Ну, как вы тут?

— Нормально. А ты загорел! Красавчик. Повернись.

— Еще чего не хватало. Не дождешься.

— Как остров? Накупался?

— Да.

— Нашел свою Пятницу? Эй, ты чего такой угрюмый? Понимаю: не хочется возвращаться к работе. А фотографии привез? Похвастался бы: море, пальмы, всякое такое. Кокосы с бананами…

— Нет, фотографий нет. Давай, Тони, рассказывай, что тут без меня происходило.

— По работе или в отделе? Знаешь, я тут спелся с худой, из бухгалтерии… Как же ее зовут…

— По работе, Тони. По работе… Мне важны все нюансы.

Дрожащими руками Клер отперла дверной замок.

Поднялась по скрипучим ступеням. В квартире царила тишина.

— Мама? — нерешительно спросила Клер. — Мама, ты дома?

Наверху послышалось негромкое покашливание.

— Мама, я вернулась! Мама!

— Да слышу я, слышу… Дай хотя бы спуститься из спальни. Я не ждала тебя раньше следующего месяца. Что, неужели стажировка закончилась?

Сухонькая и хрупкая, но вовсе не старая женщина с яркими голубыми глазами и седыми волосами, уложенными в высокую прическу, спускалась по лестнице, кутаясь в серую шаль.

— О, мама!

— Клер, что ты так кричишь? Дай-ка на тебя посмотреть. Ты точно была в Лондоне? Не вылезала из солярия? Сто раз говорила тебе: в солярий ходить вредно! А почему ты не позвонила, что прилетаешь? Я бы встретила тебя из аэропорта. Надо же, сама тащила чемодан и сумки… Клер, да что с тобой? На тебе ведь лица нет.

— Ты не представляешь, сколько всего произошло, — пробормотала Клер.

— Садись. Садись, я заварю чай. И ты мне все расскажешь…

— Я не могу! — прошептала Клер и вдруг разрыдалась.

— Солнышко, что ты не можешь?

«Солнышко».

Так ее называл Дэн в последнее время.

— Не могу всего рассказать тебе.

— Что за глупости?

Мама взяла ее за руки, с любовью заглянула в глаза: