Мне нравится твоя девушка (СИ)

Я демонстрировал мирные намерения равнодушного индейца, покорно сдавшегося в плен бледнолицым. И пустоголовая скво Рай на пару с мамашей игриво снимали скальп моего мозга, не понимая, как мучительно мне находиться рядом с ними. Выносить отвратительную, содержащую сплетни болтовню, говорить о вещах, которые не представляли никакого интереса, более того, не затрагивали меня. Но я кивал, держал тонкую мину и шутливо дерзил, целуя руки своей драгоценной маман и послушно нюансируя роли милого мальчика, дрянного мальчишки и плохого парня наедине с Аликсой.

Я ходил с ней на свидания, заказывал обеды в дорогих ресторанах, катал её на яхте, любовался с ней закатами и ночными видами города с высоты птичьего полёта, возил Аликсу на тропический остров, и, держась за руки, мы мирно гуляли по ссыпающемуся под ногами жёлто-белому песку и строили планы на будущее... И я не испытывал ничего. Моя душа молчала, взирая на мир мёртвыми глазницами равнодушных эмоций, и я не мог понять, способна ли она заговорить, чувствовать что-либо. Человек же должен чувствовать?

Я прикасался к грудной клетке и слышал, как внутри под рёбрами бьётся сердце. Во время секса Аликса накрывала его рукой, прикладывала ухо и слушала, как оно стучит, а я слушал её сердце. По словам Аликсы, это было очень важно - услышать сердце другого человека.

Но, занимаясь сексом с Рай, я думал о том, что бы написать завтра в эссе, что отец просил меня заехать на фирму, потому что пора было проходить экономическую практику, а ещё нужно посетить библиотеку и выставку Дюре - новомодного художника, до творчества которого мне было абсолютно фиолетово, но это считалось последней тенденцией искусства, ознакомление с которой я просто не имел права пропустить. Я трахал свою девушку под ритмичные надрывы Мориа, и думал о посторонних вещах. И о том, что не люблю её точно так же как она не любит меня. Мы трахаемся, потому что это удобно. Механический жест очередного винтика моей жизни.

******

- Ты всё время словно замороженный, Джей!

Аликса капризно морщила губки, покрывая их ярким слоем розовой помады. Голубые глаза, перламутровый макияж.

Я меланхолично вертел в руках куклу Барби и, развлекаясь, сравнивал её с Аликсой.

Мы стояли в "Детском мире" среди рядов игрушек, и я купил Аликсе жёлтого медвежонка, чем завоевал минуту писков восторга и поцелуй в губы, после чего Аликса принялась поправлять макияж, а я - вертеть в руках куклу Барби.

- Тогда растопи меня, принцесса.

Я шутливо покивал куклой, похожей на меня - черноволосым, темноглазым Кеном в костюме принца, и подарил Барби кукольный поцелуй.

Аликса разулыбалась, довольная правильной реакцией.

А затем сморщилась, рука её дрогнула. Сообщив, что сейчас придёт, Аликса стремительно унеслась в направлении туалетной комнаты. Мелькнула короткая, разлетающаяся при каждом шаге юбка, волосы, стянутые в хвост, застучали каблуки. Кажется, это называется "маленькие женские неприятности". В исполнении Аликсы всё выглядело естественно.

Я закрыл глаза, испытывая отвращение к этому месту. К тянущимся вперёд рядам полок, заваленных сотнями фарфоровых кукол с нарисованными пустыми глазами. Над головой светили люстры, настоящий хрусталь. Магазин из разряда элитных. Работающие кондиционеры создавали сквозняк. Удобно, комфортно. Я держал в руках игрушку и испытывал острое желание швырнуть её об пол и начать крушить всё вокруг, словно куклы - заложники этого места, - были товарищами по моему несчастью, и за это я остро ненавидел их в эту секунду.

"Нам всегда неприятно то, что похоже на нас".

- Нравятся куклы?

Я услышал голос и, вскинув голову, увидел дружелюбно улыбающегося парня, моего ровесника, одетого с тщательной небрежностью городского метросексуала, в то время как я, в кепке и рваных джинсах, больше напоминал бомжа. Аликса давно уже смирилась с моим диковатым видом. Как она призналась, "запала" на меня Аликса исключительно из-за того, что, похерив общепринятые правила, я явился в элитную школу не в форме, как это было принято, а как типичный уличный хулиган.

Аликса влюбилась в бунтарский дух, ошибочно выдавая желаемое за действительное, а моей единственной аксиомой было непреходящее безразличие. Я попросту не видел смысла одеваться так, чтобы понравиться другим людям, не видел смысла производить впечатление на кого бы то ни было, кроме тех, чью задницу я был обязан облизать по настоянию папаши. Дома у меня имелся целый список людей, которых я старался избегать исключительно по причине отсутствия таланта на этом поприще.