Лора Эллиот: Последняя ночь в Катманду

Когда любовная битва окончилась и взрывы новых вселенных внутри их тел постепенно угасли, они лежали, распластавшись на кровати.

— Моя чудесная наездница, — усмехнулся Махеш и, повернувшись к ней, поцеловал ее в плечо. — Я подозревал, что ты способна лихо скакать не только на лошади.

Она рассмеялась.

— А вот я никогда раньше о себе этого не знала. И подозреваю, что именно от такой езды появляются на свет детишки. Чувствую, что я вернусь в Бостон не только влюбленной, но и беременной.

— Ты, правда, это чувствуешь?

— Я почти уверена.

Он растроганно вздохнул.

— О, милая, тогда ты должна как можно быстрее вытащить меня отсюда. Я должен быть с тобой, чтобы оберегать тебя и заботиться. Жена моя…

И снова потоки жарких поцелуев увлекли их в чудесный, сверкающий, блаженный мир слияния.

Но время никогда не стоит на месте.

И злая судьба тоже не дремлет. У нее всегда есть наготове ряд препятствий, которые призваны разрушать гармонию счастья.

— Я собираюсь позвонить в столовую и попросить Хари принести нам завтрак, — сказал Махеш. — Что тебе заказать?

— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Может, пару тостов с сыром и джемом и кофе. Подозреваю, что на яичницу с беконом я теперь даже в Штатах смотреть не смогу.

— Тянет к вегетарианству? — рассмеялся он. — Дурное влияние потомственного брамина.

— А что будешь есть ты?

— О, я бы сейчас проглотил весь оставшийся нетронутым вчерашний ужин.

— Я так измучила тебя? Бедняжка… — Синтия потрепала его по колючей щеке. — Я больше не буду.

— Что значит — не буду? — Махеш притворился обиженным. — Я готов переносить эти муки каждую ночь.

Каждую ночь… Когда каждая ночь будет их ночью? Пока что впереди их ждет только разлука… Они одновременно вздохнули.

— Я улетаю в четыре, — тихо сказала Синтия. Махеш помрачнел и уставился в потолок.

— Но ведь это ненадолго. Правда, любимая?

— Надеюсь. — Ее голос дрогнул.

Ужас предстоящей разлуки тугим, холодным обручем обхватил ее сердце и безжалостно сдавил.

— Я верю, что мы скоро снова будем вместе, — сказал Махеш, пытаясь вдохнуть в свои слова как можно больше оптимизма.

— Конечно. — В ее голосе надежды было гораздо меньше. Она почувствовала, как ее глаза снова затапливают слезы. — О Господи! — внезапно воскликнула она, — я бы осталась здесь с тобой навсегда!

Он притянул ее к себе.

— Ты останешься. Во мне, в моем сердце. А я останусь в тебе. В твоем сердце и в твоем теле. Ведь там уже поселилась частичка меня. Частичка нашего будущего. Не плачь, милая, прошу тебя. — Он вытер слезы с ее щек и, пытаясь приободрить, добавил:

— А теперь пора бы покормить нас самих и наше будущее потомство.

Она сквозь слезы улыбнулась.

— Ты прав.

Через пятнадцать минут в дверь постучали. Махеш вскочил с постели, намотал вокруг бедер полотенце и открыл. Хари, стоя на пороге, передал ему поднос с завтраком и осторожно спросил:

— Когда готовиться к полету?

— Через полчаса, — тускло ответил Махеш. Они завтракали, сидя в постели, подложив под спины подушки. Махеш кормил ее из рук, как ребенка, но Синтия, заметив, что он сам едва успевает есть, возмутилась и плотно сжала губы.

— У-у, — промычала она, покрутила из стороны в сторону головой и ткнула пальцем ему в грудь.

— Ты хочешь, чтобы я снова стал индивидуалистом? Знаешь, это желание покормить тебя из рук появилось у меня еще во время нашего первого совместного ужина в этом замке…

— Тогда разреши и мне покормить тебя. —Она взяла с подноса тост и уложила на него ломтик сыра. — Открывай рот. Благо, мы едим не в общей столовой, а то у Хари и Дипака сложилось бы впечатление, что мы оба впали в детство.

— Видимо, любовь делает из взрослых людей детей, — сказал он и повиновался ее приказу.

Наконец тарелки и чашки на подносе опустели. Махеш убрал поднос с постели и поцеловал Синтию в сладкий рот.

— Твои губы — лучший десерт на свете.

Она рассмеялась.

— Не жадничай. Ты ведь уже почти съел их.

— Но этот волшебный десерт не уменьшился, а, наоборот, стал еще пышнее. И выглядит еще аппетитнее.

Они снова на миг оказались в объятиях друг друга, потом отстранились, и два гневных взгляда упали на ненавистные часы, которые хладнокровно напомнили им о приближающейся разлуке.

— Пора собираться, — уронила она безнадежно.

— А душ? Я собираюсь помыть тебя, Синтия.

— Это что, еще одно из нереализованных желаний, появившихся в первый вечер нашего знакомства?