Анастасия Эльберг: Дверь в прошлое нужно оставлять закрытой

Что я могу рассказать о себе? За эти семь лет произошло столько событий, что они не уместятся в одном письме. После Цюриха я отправился в Вену. Потом – в Париж. Потом – в Венецию. Потом – в Рим. В общем, катался по Европе до тех пор, пока не закончились деньги отца, а просить у него еще мне не хотелось. Я работал журналистом (вот и пригодилось знание языков), редактором и даже наборщиком текста в небольшой газете, а потом – ты не представляешь – совершенно случайно женился. Эту девушку звали Ивонн, и она была очень похожа на тебя. И внутренне, и внешне. Мы прожили вместе чуть больше года, после чего развелись. Несмотря на свой темперамент, она слишком часто подстраивалась под меня, а я этого не люблю – ты, наверное, и сама знаешь. Я решил, что больше не хочу оставаться в Риме – мне надоел этот город. Кроме того, он был связан с неприятными воспоминаниями об Ивонн. Вот так я и оказался в Иерусалиме. Когда-то я стеснялся своих еврейских корней, но в итоге они сослужили мне хорошую службу.

Опущу все подробности, связанные с бюрократией и получением гражданства – это вряд ли тебя заинтересует. Уж лучше расскажу тебе про Иерусалим. Он восхитителен, и тебе обязательно нужно тут побывать. Я снимаю небольшую квартиру в одном из отдаленных районов города, недалеко от его арабской части. Тут принято опасаться мусульман, но в Иерусалиме все иначе, тем более, в нашем районе. Мы живем рядом с этой культурой, и в ней нет ровным счетом ничего страшного. С утра можно пойти на арабский рынок, купить горячий хлеб или свежие восточные сладости. Можно приобрести кальян ручной работы и табак с особым вкусом, который создадут специально для тебя. Можно поиграть в карты, кости или нарды с хаджами (так называют людей, которые совершили паломничество в Мекку), которые сидят возле своих лавочек, сонно прикрыв глаза, и курят длинные трубки.

Ранним утром в Иерусалиме холодно – горный воздух прозрачен и свеж, и кажется, будто он стеклянный. Даже нет, хрустальный, и хрусталь этот так чист, словно его создал не человек, а какое-то высшее существо. Днем воздух становится терпким, горячим и вязким. А к вечеру прохлада снова возвращается. Ночь тут особенно темна, а небо особенно высокое – так, как оно и должно быть на востоке. А за городом ночью можно увидеть звезды. И снег у нас тоже есть. Правда, выпадает он не каждый год. Поэтому иерусалимцы ждут снега с нетерпением. В большинстве случаев он мягкий и липкий и быстро тает, но иногда – когда зима особенно холодна – он остается лежать на земле. Тут практически не бывает метелей, снег падает большими крупными хлопьями, и, если ты в это время находишься на улице, хлопья оседают на рукавах пальто, на перчатках и на воротнике. И не тают до тех пор, пока ты их не смахнешь.

Я могу долго рассказывать об Иерусалиме, и об иерусалимской зиме, но мне кажется, что тебе просто нужно увидеть ее. На этом свете существуют вещи, о которых можно говорить самыми красивыми словами, но и миллион самых прекрасных слов не опишет того, что ты увидишь своими глазами. Поэтому тебе обязательно нужно приехать. К примеру, на Рождество, как ты написала. Я буду очень рад тебя видеть, у меня в квартире две спальни, так что никто из нас не будет спать на диване в холодной гостиной. Кстати, в Иерусалиме – это странно звучит для Израиля, но факт – есть центральное отопление. Представляешь? Совсем как у вас. Пожалуйста, сообщи мне, если решишь приехать.

P.S: смотрел на письмо целый день и не решался положить его в конверт, хотя конверт тут, рядом, в ящике письменного стола… думал, правильно ли будет говорить тебе об этом. Наверное, если бы не твоя фраза (цитирую твое письмо): «Думала, что ты выглянешь из окна и помашешь мне рукой на прощание, но ты не выглянул», я бы вообще об этом не задумался. Или, точнее, себе в этом не признался бы – так будет лучше. Я часто думаю о тебе. Как ты там, чем занимаешься, вышла ли ты замуж, сбылись ли твои самые заветные мечты. Может, ты уже известная художница, выставляла свои работы не только на Арт-стрит (ты помнишь, как мы их там расставляли? Это было весело), но и в картинной галерее. Той самой, где выставляются знаменитые художники вроде Эдуарда Муна. Может, у тебя уже есть дети.

Сам не знаю, зачем я тогда уезжал. Может, от тебя. Может, от себя. Скорее всего, от себя, хоть и не понимал, зачем я это делаю. Я всегда убеждал себя в том, что мне неуютно находиться на одном месте долгое время, а теперь взял и прижился тут, и не понимаю, зачем раньше куда-то бежал и спешил. Наверное, во мне был заряд какой-то энергии, и он толкал меня вперед, но теперь он закончился. И я ложусь спать под утро, просыпаюсь поздно, гуляю по городу, читаю, пью апельсиновый сок, обедаю в маленьких ресторанчиках и пишу. Та ли это жизнь, о которой я всегда мечтал? Даже если и нет – у меня вряд ли будет другая. Хотя могла быть. До того, как я принял решение. До того, как я взял билет на поезд. До того, как мы тогда расстались на перроне. Может, сейчас мы были бы вместе. А, может, и нет. Мы с тобой были как половинки одного целого, ты точно написала про черное и белое. Мы так здорово уравновешивали друг друга, что все вокруг только удивлялись – и как мы, такие разные, уживаемся вместе? Между тем, в этом и был основной секрет.