Екатерина Мурашова: Глаз бури

– Это верно, – вздохнул Модест Алексеевич. – Это я вас очень хорошо понимаю. Столько служили обществу, тяжело в тираж уходить… А, коли надумаете, так можете хоть и у нас… Вот недалеко от Калищ, где Соня учительствовала, я слышал, чудесная усадьбочка совсем задешево продается. Саломея Георгиевна Ашкенази, старая хозяйка, скончалась, так и третий год – без призору. Рушится все. А когда-то – и парники были, и конюшня… Розарий опять же… Могли бы все как надо обустроить. И ближайший сосед к тому же – ваш, немец, Христиан Бельдерлинг. Из молодых, но дисциплинированного ума человек, и наукой увлечен. Вы с ним наверняка сойдетесь…

– Спасибо, Модест Алексеевич, на добром слове. Я подумаю, – Кусмауль поспешно склонился над тарелкой, чтобы не показать, как он взволнован.

Обедать на веранде, оплетенной виноградом. Кататься на лодке с детьми Модеста Алексеевича. Беседовать о науке с молодым немцем Христианом Бельдерлингом. Опрыскивать розы в восстановленном розарии Саломеи Ашкенази. Читать в плетеном кресле под яблоней. Отгонять ос от таза с горячим малиновым вареньем… Кусмауль почувствовал, как увлажнились углы глаз и выругался про себя. Проклятая немецкая сентиментальность!

– А что же, Густав Карлович, – завела о своем Наталия Андреевна. – Куда Соня с Петей подевались, совсем не удалось узнать?

– За границу они не отбыли, так как соответствующих документов не оформляли. Это я вам точно сказать могу. Что же до прочего… Ежели человек не хочет, чтобы его в Петербурге отыскали, то…

– Но нельзя же так! – нервно потирая руки, воскликнула Мария Симеоновна. – Хоть вы мне объясните теперь, каким расположением эта молодежь живет! Венчались тайно, словно беглые какие, оставили письма, исчезли в ночь. Куда, как? Петя даже вещей с собой толком не взял. А Софи? Разве молодая женщина может путешествовать без чемоданов, в одной юбке и в одном, простите, белье?!

– Соне не привыкать, – язвительно напомнила Аннет.

– Господи, милочка, ну не в Сибирь же они отправились!

– А кстати, вполне возможно… – начал Гриша.

Наталия Андреевна достала откуда-то пузырек с солью и принялась шумно ее нюхать. Модест Алексеевич залпом выпил стакан вина. Ирен побледнела и умоляюще взглянула на Арсения Владимировича, который уже скушал свое мясо, и, казалось, пребывал в обычном для него трансе.

– Глупость какая! – раздраженно сказала Мария Симеоновна. – Взрослые люди, а как дети, ей-богу! И никто не знает…

– Ну почему же никто, душечка? – откликнулся Арсений Владимирович. – Я знаю.

– Вы знаете, где они?! – изумилась Мария Симеоновна. – Но отчего же молчали?!

– Просили не говорить, я и молчал. Что ж тут удивительного?

– Но где? Где?!! – истерически воскликнула Наталия Андреевна.

– Да у меня же на дачке. Дачники-то разъехались все, вот я молодежь и пустил. А отчего не пустить? Там хороший домик, две комнаты и верандочка. Печечка есть, плита. Садик имеется, только нынче от него радости мало. А в баньку я их к себе пускаю…

– Ну, Арсений Владимирович! – у Марии Симеоновны даже голос прервался.

Наталия Андреевна нюхала капли. Аннет смотрела прямо перед собой. Кошка, высунув из-под скатерти лапу, пыталась стащить кусок мяса из ее тарелки. Ирен сонно улыбалась. Гриша внизу, не попадая в рукава, натягивал университетскую шинель.

Софи медленно бродила по облетевшему садику замысловатыми петлями, кутаясь в старое драповое пальто с битым молью воротником, принадлежавшее не то кому-то из съехавших дачников, не то Арсению Владимировичу. Тяжелый, сине-багровый закат предвещал ветер. Недавно выпавший снег полностью сошел, обнажив жалкую, побуревшую, бессильную жить изнанку опавших листьев. Растрепанная галка сидела на низком заборчике палисада и гортанно жаловалась на жизнь, кося на Софи круглым, отсвечивающим багрянцем глазом. Иногда Софи наклонялась и поднимала с земли упитанные, тугие желуди, покрытые сизоватым налетом. Желуди были влажными и холодили пальцы. Софи складывала добычу в карман. Когда карман ощутимо оттопырился, спросила себя: зачем? Откуда-то пришел ответ в виде воспоминания: Софи, Гриша и Сережа сидят на веранде и делают из желудей и палочек смешных лошадок и человечков. Руководит детьми мсье Рассен. Эжен выходит наружу, срывает с березы несколько почти прозрачных лоскутов бересты, возвращается и говорит: «Сейчас я научу вас делать мушкетеров. Вот это будут плащи…»