Джейн Фэйзер - Шарады любви

— О да! — согласился с ним его светлость и тут же спросил: — Если я правильно понял, ты очень голоден?

Вопрос был явно излишним: еле поспевавшая за графом крохотная фигурка, казалось, состояла только из кожи да костей. Впрочем, в 1789 году это не было редкостью. И сам граф Линтон уже давно не удивлялся, сталкиваясь с этой нелицеприятной стороной социальной системы: при ней большинство населения страны нищенствовало, дабы обеспечить роскошную жизнь элитарному меньшинству. Вот и сейчас, глядя на грязного, оборванного мальчика, он задумался именно об этом. В глубине души стараясь оправдаться, граф объяснял несправедливость общественного устройства царящей в высших кругах скукой, за которой знать не видела страданий простых людей. А еще граф винил во всем этом обыкновенную невнимательность. Ведь, казалось бы, один вид жеманного, холеного аристократа рядом с жалким голодным оборванцем непременно должен был вызвать серьезные сомнения в справедливости существующей системы. И это могло бы стать первым шагом на пути прогресса…

— Куда вы меня ведете? — дернул его за руку мальчуган. — Ведь я не сделал ничего дурного.

Слова мальчика вернули графа к действительности. Он посмотрел сверху вниз на своего случайного спутника и даже сквозь толстый слой грязи прочел на его лице сильное беспокойство.

— Не сделал ничего дурного? — усмехнулся граф. — Признаться, мне трудно в это поверить. — Но, увидев на этот раз неподдельный испуг в глазах парнишки, постарался его успокоить: — Не бойся. Я просто хочу предложить твоему пустому желудку что-нибудь съестное.

Про себя же добавил: «А потом — послать ко всем чертям!» Однако вслух его светлость предпочел этого не говорить. По крайней мере — пока. И еще подумал, что мальчик, скорее всего, посчитает мыло и горячую ванну не меньшими оскорблениями для себя, нежели ремень булочника.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил граф.

— Данни.

— А полное имя?

— Просто — Данни.

Граф решил удовлетвориться этим.

— Сколько тебе лет, Данни?

— А сколько по-вашему?

Граф нахмурился. Агрессивный тон маленького сорванца его шокировал. Если их уличному знакомству суждено продолжиться, подумал он, придется обучить этого наглого оборванца кое-каким манерам. Но не сейчас. Есть более важные вещи, которые надо сделать в первую очередь. Поэтому граф спокойно смерил взглядом мальчугана и мягко сказал:

— Я бы дал тебе лет двенадцать.

— Пусть будет так.

Через некоторое время граф и его спутник подошли к тяжелым двойным дверям, за которыми оказался вымощенный булыжником двор гостиницы, уже много лет находившейся под патронажем его светлости графа Линтона.

Тут маленький оборванец начал бешено упираться, зарываясь каблуками своих деревянных башмаков в грязь проходившей через двор сточной канавы и громко вопя:

— Я туда не пойду ни за что!

— Но должен пойти, дружок.

Граф сильно дернул мальчика за руку и без особого труда вытащил из канавы. Еще секунду-другую посопротивлявшись, мальчишка был вынужден подчиниться и войти во двор.

— Снимай кепку, — невозмутимо потребовал граф и затолкнул мальчишку, невзирая на его бурные протесты, в прохладный, сумрачный коридор гостиницы.

Однако маленький оборвыш пропустил требование мимо ушей. Тогда его светлость, брезгливо взявшись двумя пальцами за козырек донельзя грязной обтрепанной кепки, сам стащил ее с головы мальчишки и бросил на пол. Его глаза расширились от изумления. Под кепкой оборванца скрывалась пышная копна густых волос, уложенных в подобие прически. Граф совсем уже собрался высказаться по поводу этого удивительного открытия, но его опередил сидевший за конторкой хозяин гостиницы:

— О, милорд Линтон, вы, конечно…

Тут он осекся, заметив за спиной графа маленькую фигурку в лохмотьях. С пухлого лица хозяина мгновенно слетело приветливое выражение, маленькие голубые глазки сузились, став колюче-жесткими.

— Грязная свинья! — закричал он на мальчишку, выскакивая из-за конторки. — Как ты посмел прийти сюда, мерзкий оборванец?!

Но в ту же секунду маленькая костлявая ножка в тяжелом деревянном башмаке, вынырнув из-за графской спины, ударила хозяина гостиницы по правой коленке. Тот вскрикнул и застыл на месте, сморщившись от боли. И тут из уст ребенка на него вылился поток отборной площадной брани.

— Хватит! — внезапно прогремел голос графа. Рука его светлости опустилась на плечо хозяина гостиницы и крепко сжала его.