Мари-Бернадетт Дюпюи: Ангелочек. Время любить

— Да, порой проходит несколько дней без родов, а сегодня утром мне придется вновь ехать к пациентке, — сказала себе Анжелина. — Хорошо еще, что мне удалось поспать с десяти часов вечера до часу ночи!

Неукоснительно следуя советам матери, Анжелина несколько раз вымыла руки. Потом она поднялась в свою комнату, чтобы взять чистые косынку и халат. Белый хлопчатобумажный халат, просторный, с несколькими карманами, был ей просто необходим. Завязывая пояс на спине, Анжелина сразу же чувствовала, что на нее возложена священная миссия: помогать женщинам производить на свет детей. Это было не только ремеслом, но и сознательно выбранной профессией, волей победить смерть, которая всегда выжидала, стоя рядом.

«Моя дорогая мамочка, надеюсь, что я достойна тебя, — думала Анжелина. — Уверяю тебя, я не могла спасти ребенка мадам Мессен!»

Вспоминать перед поездкой к пациентке о матери вошло у молодой женщины в привычку, хотя и печальную. Она всегда спрашивала у нее совета, зная, что не получит ответа. Однако часто она чувствовала, что мать вдохновляет и направляет ее действия. Адриена Лубе передавала дочери все свои знания.

Когда Анжелина спустилась, освежив лицо васильковой настойкой, которую изготавливал старый больничный из соседнего монастыря, она уже не чувствовала усталости и забыла о тех тягостных минутах, которые довелось ей пережить под крышей дома семейства Мессен. Розетта хлопотала по хозяйству, тихо напевая песенку:

Но, увидев молодую женщину, Розетта замолчала. Потом она сказала:

— Я чищу ваши инструменты, мадемуазель. Надо же, вот эта железяка вся разбита.

— Это медное хирургическое зеркало, Розетта, — вздохнула Анжелина. — Мне придется заказать другое в Тулузе. Но я не планировала такие расходы.

— Мадемуазель Жерсанда заплатит.

— Нет, я не собираюсь все время просить у нее денег. У меня есть сбережения, я могу сама за него заплатить. И не смей с ней говорить об этом! Не забывай, мы должны еще выполнить заказы по шитью.

Розетта покачала головой. Себе на уме, готовая пойти на любую выгодную сделку, Розетта думала, что на месте своей хозяйки она без стеснения пользовалась бы щедростью старой дамы.

— Ни слова не скажу, обещаю, черт возьми! — пообещала Розетта, сплюнув на пепел в камине.

— Негодная девчонка! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не плевалась? Это дурная привычка, и ты об этом знаешь.

— Мне жаль, мадемуазель. Я больше не буду.

— Надеюсь, — откликнулась Анжелина, сдерживая ласковую улыбку.

Без этой очаровательной девушки Анжелина чувствовала бы себя очень одинокой. Розетта стала дорога ей, она считала девушку подругой, младшей сестрой. Веселая при любых жизненных испытаниях, она скрашивала будни Анжелины.

— Я не могу ждать, пока ты продезинфицируешь все инструменты. Я отправляюсь к Фаншоне, а потом ты принесешь мне мой саквояж.

— Хорошо, мадемуазель. Я быстро. Послушайте, может, хозяин таверны даст нам чего-нибудь поклевать?

— Там будет видно. Но поторопись!

Анжелина вышла из дома и энергичным шагом пересекла двор. Розетта поставила Бланку в конюшню и заперла там Спасителя. Взгляд фиолетовых глаз Анжелины задержался на мгновение на цветущем кусте бузины, упиравшемся своими ветвями в стену здания. Потом она перевела задумчивый взгляд на бескрайний пейзаж, открывавшийся за каменной стеной, поросшей мхом. С раннего детства Анжелину завораживал этот вид на отроги Пиренеев, на долину, примыкавшую на северо-востоке к Тулузе. Но сейчас у Анжелины не было времени любоваться красотами пейзажа. Она быстро пошла по улице Мобек, на которой училась делать свои первые шаги.

Октавия, мывшая окно, увидела, как Анжелина спускается по улице Нобль. Служанка прервала свою работу, прижав тряпку к стеклу.

— Анжелина вновь куда-то идет, — сказала она, не оборачиваясь. — Она совсем недавно вернулась домой в коляске, а теперь направляется неведомо куда.

— Ее позвали к кому-то в городе, — раздался высокий и вместе с тем мелодичный голос. — Надо же, Октавия! Ты становишься сплетницей и весь день наблюдаешь за прохожими.