Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета

Феодосья огляделась в крошечной келье с маленьким окошком, поставила на столик две иконки, выложила на табурет под глиняным рукомойником полотенце и зубную метелку, причесалась и, услышав призыв, пошла в трапезную.

Метеорские монахи питались постно, мяса на столах не было, но ради братьев из далекой Московии спешно было потушено сарацинское пшено с изюмом в виноградных листьях, поданы вяленые помидоры в масле, соленые оливки и маслины – Феодосья уж знала их по трапезам у Андрея Соколова, – крошечные острые перцы, начиненные овечьим сыром, большие лепешки и доброе красное вино.

После застолья с беседою – толмачом выступал Вассилис – все пошли осматривать монастырь.

Феодосья залюбовалась густой россыпью махровых роз, свисавших с плетей, обвивших каменную стену подле базилики.

Стоя в конусе жаркого солнечного света, она втянула носом густое розовое сладковоние и почесала лодыжки одна о другую.

«Блохастые ослятя! Христос тоже входил на осляти в Иерусалим. Что как и его кусали блохи? – совершенно не к месту вопросила Феодосья, подняла лицо к солнцу и поспешно пробормотала: – Господи, прости, Господи, прости меня, сущеглупую! Это все проклятые, зловредные блохи!»

Дни летели стрижами – в молениях, беседах, ночных бдениях и работах.

Монахи спускались в Фессалийскую долину, посещали рынок, где покупали овощи, масло, лимоны и пшено, и вновь поднимались – на соседние утесы, в другие монастыри.

Теперь подъем в плетеной клети не казался таким ужасным. Все с благоговением осмотрели в соседних монашеских убежищах фрески, коим было сто лет, частицу золотой византийской буллы, пали ниц перед иконой Богоматери, подаренной императрицей Марией Палеолог, и даже побывали у отшельников в пещере на одном из утесов.

Феодосья стала довольно бойко изъясняться на грецком и лучше всех пекла пирожки с овечьим сыром.

В последний день пребывания в Метеорах – наутро предстояло покинуть гостеприимный монастырь, дав место вновь прибывшим паломникам, – она старательно пропалывала и рыхлила каменной тяпкой клочок земли с высаженными вдоль стены лозами.

Христос с ласковой улыбкой смотрел на нее.

Закончив работу, Феодосья с радостью и грустью одновременно в последний раз оглядела завязи винограда и цветущие розы и направилась в келью.

В темном переходе она столкнулась с монахом, боевито шагавшим с торбой деловых бумаг под мышцей.

– Калиспэра! – тихо улыбнулась Феодосья, думая о своем.

– Кали… с-с… – с ужасом глядя в лицо Феодосье, ответил отец Логгин.

– А-а! Ведьма мужеискусная! – как в бреду простонал отец Логгин, озадачив случившуюся рядом злосмрадного вида древнюю каргу в тряпье.

Старуха забормотала и даже замахнулась на отца Логгина рваным лаптем. Но тот повел по редким в вечерний час прохожим невидящим безумным взглядом и быстро пошагал к улице, ведущей в сторону дома.

Он то бежал, задыхаясь холодным осенним воздухом, то разом терял силы и едва тащил заплечный короб с грецкими дарами, еле волоча ноги в сапогах на щегольских копытцах, купленных к поездке в Грецию. Вечерело, и в сумерках отец Логгин несколько раз зрил внезапно появлявшегося монаха, столкнувшись с коим с ужасом обнаруживал, что то была Феодосья. Сожженная в Тотьме год назад в такой же осенний день, ведьма смиренно опускала узорные ресницы, наущением дьявола завлекая отца Логина в грех любострастия. Но едва он, само собой не желая того, вдыхал пахнущие медом заушины и учесанные с елеем косы, бисерный смех превращался в злобный хохот, и видение монаха исчезало, взметнув черным ветром подол рясы отца Логгина.

В эдаких дьявольских муках отец Логгин пребывал с тех пор, как мерзкая ведьма явилась ему в темном переходе Метеорской обители в облике монаха Афонского монастыря Иверской Божьей матери с каменной тяпкой в руке и, помолчав с мгновенье, промолвила:

– Здравствуйте, отец Логгин.

Язык ея при этом раздвоился, как у змеи, зеницы приняли ярко-красный цвет, а лицо отца Логгина овеяло колдовской зелейной травой.

Отец Логгин яростно оттолкнул колдунью и, сжав крест, бросился вон, выронив торбу с бумагами.

– Послушайте, я видел только что ведьму в одеянии монаха, она являлась здесь раньше? – растерянно вопрошал он встречных братьев. – А может, это была некая другая жена, пробравшаяся тайком, и такая же белая лицом?