Бертрис Смолл - Византийская принцесса

Теадора подняла на него взгляд, и Мурад с удивлением и восхищением увидел, что на солнце ее глаза сияют подобно аметистам.

– Я не видела мужа несколько лет, это правда, но ты все равно не должен разговаривать со мной таким образом. Он хороший человек. Уходи, пожалуйста. Если тебя здесь застанут, неприятности будут и у тебя, и у меня.

Юноша не двинулся с места и, словно не слыша ее, сказал:

– Завтра начинается неделя полнолуния. Я буду ждать тебя здесь, в саду.

– Я не приду, даже не думай!

– Адора, ты меня боишься? – поддразнил ее Мурад.

– Нет!

– Так докажи это – приходи.

Он протянул к ней руки, привлек к себе и поцеловал – медленно, нежно, едва сдерживая страсть. На какое-то короткое мгновение она ему уступила, и у нее в голове пронеслось все, что они с подружками говорили о поцелуях. Теадора вспомнила это и вдруг поняла, что они ничегошеньки не знали. Поцелуй был невероятно сладким и таким приятным, что это невозможно представить даже при самом буйном воображении. От этого поцелуя по ее жилам словно растекся жидкий, тягучий как мед огонь, и ее тело ослабело.

Оторвавшись от ее губ, Мурад нежно прижал девушку к себе. На мгновение их глаза встретились, и между ними проскочило что-то странное, похожее на искру или удар молнии. В то же мгновение Теадора пришла в ужас от собственной реакции на него, вырвалась из объятий и бросилась бежать по аккуратно посыпанной гравием тропинке. Мурад рассмеялся ей вслед и громко произнес:

– До завтра, Адора.

Теадора вбежала в свои покои и, содрогаясь как в лихорадке, рухнула на кровать, совсем забыв о персиках. Те же вывалились из ее карманов и покатились по полу, как мячики.

Теадора и не представляла, что поцелуй может быть таким… Никак не получалось подобрать подходящее слово. Таким… мощным? Интимным? Да, именно таким он и был: интимным. Это было вторжение в ее личность. И все же – на губах у нее заиграла легкая улыбка – ей это понравилось. Мурад был прав, заявив, что ее никогда раньше никто не целовал. По сути, Теадора ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной, ведь почти четыре года своей юной жизни она провела за стенами монастыря. Когда ее выдали замуж, она была еще ребенком, и Зоя благоразумно не стала обсуждать с ней подробности того, что происходит в супружеской постели, и в результате самая молодая жена султана оставалась совершенно невинной.

И вот теперь Теадора думала о красивом молодом человеке с сильными руками, благодаря которому избежала серьезной травмы. Он был высокий и загорелый, но Теадора знала, что у него такая же светлая кожа, как у нее, потому что под недавно подстриженными черными волосами кожа была совсем белой. Черные глаза смотрели на нее с такой теплотой и лаской, что в этом было нечто дерзкое. И его улыбка, обнажавшая ровные белые зубы, тоже была очень дерзкой.

Конечно, они больше не увидятся: это недопустимо, – и все же Теадора невольно спрашивала себя, придет ли он завтра. Неужели ему действительно хватит дерзости снова забраться по монастырской стене в сад?

Выяснить это можно было только одним способом – спрятаться в саду до того, как стемнеет, дождаться и посмотреть. Когда он придет – если придет, – она, конечно, не выдаст своего присутствия: будет прятаться до тех пор, пока он не уйдет, и по крайней мере удовлетворит свое любопытство.

Теадора захихикала, представляя, как он будет раздосадован. Он явно считает себя неотразимым, раз ожидает, что приличная девушка тайком выскользнет из дома и придет на встречу с ним. Что ж, скоро он узнает, что это не так.

Встреча с этой девочкой, Теадорой, позабавила Мурада. Его, взрослого мужчину, искушенного в любовных делах, очаровала ее свежесть и естественная невинность. Официально она третья жена его отца, но Мурад был почти уверен, что султан Орхан не заберет ее в свой дворец, не говоря уже о своей постели, – на это практически нет шансов. Теадора всего лишь пешка в политической игре. Мурада не мучили угрызения совести из-за того, что флиртовал с ней, – как честный человек соблазнять ее он не собирался.

Мурад-бек был самым младшим из троих сыновей султана. Его родного брата звали Сулейман, а единокровного – Ибрагим. Мать Ибрагима Анастасия происходила из благородной византийской семьи и была дальней родственницей Теадоры. К матери Мурада Нилуфер, дочери грузинского гетмана, она относилась с высокомерным пренебрежением. Однако именно мать Мурада была любимой женой султана и ее сыновей она любил больше всего. Ибрагим, единокровный брат Мурада, был старшим, но в детстве его уронили так, что он ударился головой, и с тех пор был не совсем нормальным. Он жил в собственном дворце, окруженный заботой рабов и специально подобранных бесплодных женщин. Периоды вменяемости чередовались у Ибрагима с периодами буйного помешательства, но его мать все же надеялась, что он унаследует трон отца, и втихомолку работала над достижением этой цели.