Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи

– Если бы я не проснулась, – испуганно прошептала она, – я бы больше тебя не увидела…

– Знаешь, – Ричард глубоко вздохнул и легонько похлопал ее по спине, – я плохо умею прощаться. Я больше люблю радость встреч…

– Но ты не можешь уехать! – закричала она.

И судорожно вцепилась пальчиками в его куртку, будто могла удержать. В своей беде она не смогла придумать ничего лучше, кроме как доверить Ричарду самую сокровенную свою тайну. Обвив руками его шею, Майя прижалась щекой к его виску, туда, где запах лакрицы был сильнее всего, и прошептала в самое ухо, чтобы слышал лишь он один:

– Я хочу выйти за тебя замуж.

И тут же рванулась прочь, испугавшись, что он станет над нею смеяться. Но Ричард только изумленно, даже растерянно на нее посмотрел. А потом снова притянул к себе. Его губы были так близко к ее ушку, что длинные кончики усов нежно щекотали ее при каждом слове.

– Ты сделала мне очень неожиданное и грандиозное предложение, Майюшка, – его голос весело дрожал, – правда, с таким мужем, как я, у тебя будет не много друзей, подумай как следует! Но я с удовольствием вернусь к этому разговору, когда мы опять встретимся. А пока, – он отодвинул ее от себя и дотронулся пальцем до кончика ее носа, – прилежно выполняй все уроки, слушайся папу и маму. Ты же знаешь, я не люблю глупых женщин! Я буду писать тебе так часто, как только смогу. Согласны, юная леди?

Майя закивала, так что ее кофейные локоны запрыгали вокруг головы, словно подтверждая согласие, и Ричард поднялся.

– Спасибо вам, профессор. За все. – Они обменялись коротким, крепким рукопожатием. – Нет-нет, не провожайте.

Чувствуя абсолютную беспомощность, вложив ледяные пальчики в теплую руку отца, Майя смотрела, как Ричард Бертон устремился вниз по лестнице и в одночасье исчез из ее маленького мира.

– Майя! Ну-ка вернись! Я с тобой еще не закончила! Майя! – Срывающийся голос Марты Гринвуд пронзил весь Блэкхолл, от галереи верхнего этажа до самых укромных уголков.

– Зато я закончила, мамочка, – решительно отрезала Майя, громко ступая, спустилась по лестнице и накинула шаль.

Внизу, в холле, они чуть не столкнулись с Хазель, та едва успела спасти поднос с чаем и бисквитным печеньем, который несла перед собой. Горничная ошеломленно посмотрела вслед Майе: та без приветствий пролетела мимо, рывком распахнула стеклянную дверь и выбежала в сад. Ледяной ветер ворвался в холл, принеся с собой несколько снежинок. Хазель прислушалась. Сверху раздавались приглушенные голоса, мисс Ангелина пыталась успокоить не на шутку разволновавшуюся миссис Гринвуд. Хазель со вздохом поставила поднос на приставной столик у лестницы. Взявшись за круглую дверную ручку, она наблюдала, как Майя шла по саду, спотыкаясь и утопая в рыхлом снегу: укутанный шалью силуэт в тусклом свете зимнего вечера, в каждом движении – бунт и ярость.

– Бедняжка, – сочувственно пробормотала Хазель, – из-за хозяйки ей приходится так нелегко…

Она мягко прикрыла дверь и поспешила отнести чай наверх, пока не остыл.

Майя исступленно шагала по снегу, не обращая внимания на промокшие ботинки и отяжелевший от влаги подол. Остановилась она только у старой яблони, смахнула толстый слой снега с качелей, из которых давно выросла, и повалилась на сиденье. Крепко обхватив себя руками и воткнув каблуки в промерзшую землю, она стала покачиваться туда и обратно, нахмурив лоб. На глаза навернулись жгучие слезы, но она их шумно втянула в себя носом и уставилась в одну точку. Такая несправедливость!

Достав из прямоугольного выреза платья конверт, вырванный из рук матери – причину сегодняшнего скандала, – она задумчиво подержала его в ладонях, прежде чем распечатать.

Каир, 4 декабря 1853,

отель «Шепхердс»

Мой котеночек!

Не беспокойся – в недуге, что приковал меня к постели, нет ничего серьезного, как я и писал. Прочие подробности не стоят внимания молодой дамы. Главное, я чувствую себя уже совсем здоровым и крепким, чем и спешу тебя порадовать, дорогая Майя.