Анна Саркисян - Сируш и Симбад

Провозившись весь день в саду, прямо под окнами Сируш, капая, сажая, удобряя и тщательно укрепляя тонкое деревце с завязавшимися почками, свекор к вечеру подозвал невестку к новому жителю сада и вручил ей атласную ленточку ярко алого цвета. И под слова древней молитвы они вместе повязали ленточку на ствол дерева, каждый думая о своем. Один подводил итоги жизни, другая мечтала о радужном будущем. Забота о деревце стала мифически важным делом для них обоих, вселяя в душу веру и спокойствие. Росло и крепло дерево, росла и крепла дочь.

Жизнь в этих местах была нелегкой, но никакой тяжелый труд не мог стереть улыбку с лица Сируш. Только мрачное, неулыбчивое лицо мужа лежало тяжелым, холодным камнем на душе нашей героини. Вскоре живот у Сируш опять начал расти и округляться. «Мальчик, ну теперь точно мальчик!» – думала она и рисовала счастливые узоры своей жизни. Но в один день узор извернулся слишком неожиданным поворотом.

Будучи человеком прижимистым, муж решил сэкономить на цирюльнике и подставить свою шикарную шевелюру под ножницы старому слепому на один глаз соседу. Когда-то он был лучшим в своем деле, но с тех пор прошло лет сто, а может и больше. Но больно уж соблазнительно было сохранить целковый.

Вернувшись домой чернее тучи, муж позвал жену, требуя накрыть на стол. Увидев произведение слепого парикмахера, Сируш зашлась задорным и звонким, как горный ручей, смехом. Наивная душа не ведала, что гордыня горца не терпит насмешек, каким бы добрымне было веселье.

В следующую секунду она подумала, что опять теряет сознание из-за своего положения, только не поняла, почему горит лицо и откуда этот странный привкус во рту. Упав на пол и больно ударившись плечом о печь, она замерла, чтобы не навредить малышу, пытаясь разобраться, что случилось и почему ей никто не помогает. Приоткрыв глаза, она увидела нависшее над ней лицо мужа. В нем было столько звериной злобы, что она быстро зажмурилась, уверенная, что видит страшный сон. Но впившиеся в ее лицо пальцы, заставили открыть глаза и потерять надежду на то, что это было видение. Процедив сквозь зубы: «Никогда не смейся надо мной, поняла?» – он больно ударил ее головой об пол, обошел стороной и вышел курить на улицу.

Она лежала на холодном полу, не в силах поверить в происходящее, игнорируя скопившуюся кровь во рту и замерший живот. В какой-то момент ее словно накрыло черное, вязкое одеяло, мокрое и вонючее, не согревающее, но удушающее и придавливающее к земле так, что невозможно было ни дышать, ни двигаться. Логичнее всего в этот момент ей было просто исчезнуть, ибо ни одного сюжета дальнейшей совместной жизни Сируш представить не могла. Так она и лежала, придавленная густым страхом надвигающегося безумия, не в силах осознать произошедшее. Муж ударил ее, беременную, слабую женщину. Ударил за смех! Да не важно за что! В ее системе мироздания оправдания этому быть не могло. Вошедший в комнату муж повторил приказ накрыть на стол, да побыстрее, тоном, убивающим любую надежду на избавление. С трудом поднявшись с пола, Сируш, как сомнамбула, накрыла обед и ушла умыться, не в силах сдерживать рвотные порывы. Она не понимала, от чего тошнит больше – от вкуса крови или предательства. Надежда, что сын улучшит их отношения, умерла, а спустя несколько дней, не дождавшись и намека на сожаление о содеянном, умерла и вера в то, что муж просто не умеет выражать свои чувства. Злость он умел выражать молниеносно и страстно. И Сируш замолчала… Не спорила, не жаловалась, не плакала при нем. Чем еще больше злила мужа, оголяя его гнилость чистотой своей души.

Удары повторялись все чаще, поводы становились все более непредсказуемыми. А потом умер свекор – единственный человек, способный вызвать чувства страха и совести у мужа. Вскоре родилась вторая дочь. Еще одна девочка – не наследник. Сируш упросила мужа привести саженец миндаля и посадила его рядом с первым, уже окрепшим деревцем, отдавая весь поток своей любви и нежности двум дочерям и двум молодым деревцам, так благодарно благоухающим и цветущим ранней весной.

Есть люди, способные смириться с любыми обстоятельствами, адаптироваться, подстроиться и забыть. В лучшем случае они просто потухнут, а в худшем – наполнятся черной кровью и будут мстить всем и вся за свои несбывшиеся мечты. А есть те, кто не в силах смириться с кривыми зеркалами окружающего мира. Они примут любые тяготы быта, но жить без любви они не в силах. Такой была наша Сируш.