Тереза Ромейн - Леди-плутовка

– Это вряд ли было бы разумно, – согласился Дженкс, – учитывая, что она принадлежит герцогу Ардмору.

– Да, пока.

Брр… Как же она ненавидела посещать хранилище картин!

«Это все ради Люси, – твердила себе Изабел. – Ради нее одной. Чтобы помочь».

Дорогая Люси, которая целые дни корпела над бумагой и полотнами, много читала, обожала создавать предметы искусства так же, как Эндрю Морроу обожал их продавать. Она любила уединение и, случалось, неделями никого не видела, если не считать Изабел, слуг и Бринли.

Люси клялась, что ей нравится проводить целые дни дома, но Изабел считала, что это она виновата во всем, это на нее возложена ответственность за успех Люси в этом сезоне. Если девушка не получит приглашения на самые престижные балы, потому что слишком долго не выезжала…

Неважно. Сейчас это неважно.

Изабел позвонила Селби.

Дворецкий вошел в гостиную. За ним по пятам следовал Бринли. Селби сделал вид, будто не замечает, как бигль, яростно виляя хвостом, обнюхивает ковер. Маленький черный нос привел Бринли к кожаным сапогам офицера Дженкса. Песик откинул голову, взвизгнул, взвыл, после чего вернулся к прежней цели – обнюхиванию сапог гостя.

Дженкс сложил руки за спиной и выпрямился с достоинством старого служаки, но выражение, с которым он рассматривал песика, было… ласковым? Да, определенно ласковым: уголок рта приподнят в улыбке, напряженные линии вокруг губ разгладились.

Изабел сделала вид, будто ничего не заметила: этим искусством она владела не хуже дворецкого.

– Селби, мне нужен фонарь.

– Очень хорошо, миледи, – поклонился тот, не выказав ни малейшего удивления.

Впрочем, идеальный дворецкий никогда не позволит себе проявить хоть какие-то эмоции, но Изабел подозревала, что он знает истинную причину ее просьбы. После смерти Эндрю потайная комната стала самым плохо охраняемым секретом в доме, если не считать роман между убиравшей наверху горничной и лакеем Дугласом.

– Мне также нужны трутница и кремень, а еще свечи и несколько бумажных жгутов.

– Да, миледи.

Дворецкий опять поклонился и вышел, едва слышно щелкнув пальцами. Голова пса дернулась, он коротко взвыл, но послушно направился к двери.

Дженкс сменил позу.

– Сегодня я обошел пешком едва ли не весь город. Похоже, ваш пес обожает лондонские запахи.

– Просто вы ему понравились, офицер Дженкс.

– Повезло мне.

Их глаза встретились, и под его прямым взглядом в желудке Изабел что-то затрепетало. Господи, как глупо! Наверное, она просто отвыкла от мужских взглядов.

Дженкс повернулся к окну.

– Еще совсем светло. Зачем нужны фонари и лампы? Разве мы не идем исследовать эту вашу картину?

– «Исследовать» – слишком помпезное слово для предстоящих нам занятий. И, пожалуйста, не называйте эту картину моей: она никогда не была таковой и не должна быть.

Он согласно кивнул. В комнату вернулся Селби, на этот раз без собаки, зато со всем необходимым, и даже вместо одного фонаря принес два.

– Поскольку на этот раз вы не одна, – пояснил дворецкий, – я взял на себя смелость принести дополнительный фонарь.

– Спасибо, Селби.

Фонари уже были зажжены, и Изабел взяла оба, а Дженкс рассовал по многочисленным карманам трутницу, свечи и бумажные жгуты.

После ухода дворецкого он заметил:

– Не знаю, что у вас на уме, но подготовились вы хорошо.

Изабел сжала ручки фонарей.

– Если тебя хотя бы однажды запирали в темноте, вряд ли ты захочешь, чтобы это случилось снова.

– Не желаете рассказать подробнее?

– Кроме этого, рассказывать почти нечего.

Фонари из перфорированного олова отбрасывали на залитый солнцем ковер смутно различимые пятна света. Изабел протянула один фонарь Дженксу:

– Прошу следовать за мной, офицер.

Они вошли в спальню, где уже бывали раньше, хотя довольно давно. Когда в прошлый раз Дженкс сюда заходил, на полу в луже крови лежал труп. Для Изабел тот день был настолько странным и пугающим, что все происходящее казалось ей нереальным, и впечатление не развеялось даже со временем. Комната в ее сегодняшнем виде практически не отличалась от той, какой была при жизни усопшего мистера Морроу. Из обновок здесь был только аксминстерский ковер, заменивший тот, что был запачкан содержимым головы хозяина.

– Я узнаю комнату, – заметил Дженкс, когда Изабел подошла к дальней стене и поставила фонарь у ног. – Вы больше не пользуетесь ею как спальней?

Рука Изабел замерла в дюйме от стены.