Элина Лисовская - Берегини

Над крышами домов плыли в вечернем воздухе клубы сизого дыма: поодаль на берегу топили баню, поэтому северяне разом оживились, когда с той стороны стали выкрикивать их имена. Эйвинд конунг велел Хауку унести ларец, а про пленниц сказал:

– Накормите их, и пусть отдохнут до утра.

Мужчины уже повернулись, чтобы уйти, но тут Любомира окликнула темноволосого:

– Асбьерн! Скажи, где моя Снежка?

В этот раз она говорила на языке северян, и многие удивились, поскольку не знали, что этот язык ей знаком.

– Кто? – переспросил Эйвинд, обернувшись.

– Моя волчица, – пояснила девушка. Серые глаза с мольбой взглянули на конунга: – Прошу, не убивайте ее!

Какое-то время Эйвинд молча смотрел на ведунью. Потом ответил:

– Волчицу подарили мне, и я ее не обижу, потому что с давних пор волки хранили мой род.

И ушел с остальными.

На сытый живот прежние страхи уже не кажутся страшными, а печаль и тоска – безысходными. Перекусив свежими ржаными лепешками и рыбой, подруженьки, к огорчению Любомиры, не угомонились, а затеяли перешептываться в темноте, болтать-перебалтывать произошедшее. Любомира только вздыхала, слушая их: лучше б заснули, дали подумать о том, что было сказано да подмечено. Но, видно, после всех событий спать девушкам расхотелось.

– Ишь, как оно повернулось, – проговорила Загляда. – Повезло Любомире.

– Где ж повезло-то? – отозвалась Краса. – Видали, земля тут какая? Может, и к лучшему, если нас увезут отсюда: неохота зимой с голоду помирать.

– Зато вождь здешний в обиду не даст. – Весна вздохнула, обняла меньшую сестренку. – Знать бы еще, какую долю приготовили нам боги в чужом краю.

Девчонки замолчали, задумались. Но тут Долгождана приподнялась, тронула подругу за плечо:

– Как его зовут, воеводу тобой спасенного?

– Асбьерн, – ответила Любомира.

– Ты и прежде его имя знала?

– Нет. Он тогда Гестом назвался, – нехотя проговорила ведунья, которую опять отвлекли от размышлений. – Гест на языке северян значит «гость». Не всякий на его месте стал бы открывать свое настоящее имя. Да и я, не зная, чего ожидать от чужака, назвалась ему дочерью Велены – Веленадоттир.

– А он красивый, правда? – повернулась к ней с другой стороны Ярина. – Высокий, статный, волосы темные, а глаза – что небо вечернее… И воин, видно, хороший. Любомира, а у него жена есть?

– Не знаю. Поспали бы вы…

– А с чего вдруг рыжебородый так взъярился? Проучить тебя хотел?

Любомира снова вздохнула:

– Асбьерн поспорил с ним, что если Ормульв не сможет меня поцеловать, то должен будет уступить меня конунгу.

– А он знал, что ты его понимаешь, да?

– Да. Хватит болтать, ведь поднимут ни свет ни заря поутру. – В голосе ведуньи послышалась досада.

– Ловко же ты этого рыжего обвела! – Девчонки захихикали. – Хвать, хвать – и мимо! Аж взопрел весь!

– Как бы он потом тебе это не припомнил, – шепнула подруге Долгождана. Любомира рассеяно кивнула. Девичья болтовня мешала ей: ни подумать, ни уснуть.

– Я думала, северяне все как один лютые звери, – снова подала голос Ярина. – А они не похожи на зверей. И красивые есть… как тот парень, что Зорянке конька подарил.

– А вождь? Глаз не оторвать! Хоть и молодой, но все его слушают.

– Я бы такого с радостью обняла. – Загляда подтолкнула в бок соседку. – Родится сын – такой же пригожий будет.

– Да уйметесь вы или нет! – прикрикнула на них Любомира. Подруги еще немного пошептались и, наконец, притихли.

А вскоре тишину ночи прорезал тоскливый волчий вой.

Ярко и весело горел огонь в выложенном камнями очаге. Вернувшиеся из похода воины, утолив голод и выпив ячменного пива, радовали вождя рассказами о том, как повстречали в море одинокого купца, поскупившегося на хорошую охрану, и как угодили в шторм, который по воле случая отбросил их к словенским берегам. Эйвинд конунг, как обычно, сидел на почетном месте, справа от него – Асбьерн и Халльдор, слева – Сигурд и Ормульв. Недалеко от Асбьерна, чуть в стороне от накрытых столов, дремал на скамье седобородый старик в меховом плаще и длинной рубахе, расшитой рунами. Это был Хравн, служитель Одина, единственный в Стейнхейме ведун.

У его ног лежал огромный лохматый пес, и время от времени старик протягивал руку, чтобы погладить его густую светло-серую шерсть. Пес принадлежал конунгу, и Эйвинд называл его Вард – друг верный.

Разговор снова вернулся к добыче.

– Когда ждать гостей из Готланда? – спросил ярл у побратима.