Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

Вдовая леди Ингам обитала на Грин-стрит, в доме, едва вмещавшем в себя мебель, картины и безделушки, которые она забрала из Ингам-хаус по случаю женитьбы сына и собственного переезда на Грин-стрит. Она настаивала, что любая приглянувшаяся ей вещь является ее личной собственностью; и поскольку ни сам Ингам, ни его кроткая супруга не могли считаться достойными противниками, увезла с собой многочисленные семейные реликвии, впрочем, любезно пообещав вернуть их законному владельцу. Кроме того, вдова забрала с собой и дворецкого, однако тот был уже стар и упрямо придерживался обычаев, кои сам лорд Ингам полагал устаревшими, поэтому молодые не сочли сей факт такой уж большой потерей. Сейчас слуга изрядно одряхлел, исполнял свои обязанности медленно и величественно и настойчиво отговаривал вдовую миледи от каких-либо развлечений, помимо скромного приема либо вечеринки с картами. К счастью, она не выказывала желания устраивать званые обеды или завтраки, оправдываясь возрастом и слабым здоровьем, хотя на самом деле ей исполнилось всего лишь пятьдесят шесть и, помимо подозрений на подагру, никто не мог бы с уверенностью сказать, в чем же заключались ее недомогания. Правда, при ходьбе леди Ингам опиралась на трость из черного дерева, а любое усилие приводило к учащенному сердцебиению, вследствие чего ей приходилось посылать за сэром Генри Халфордом [11], который так хорошо разбирался в ее состоянии, равно душевном, как и физическом, что всегда рекомендовал ей именно то, чего она в данный момент желала более всего.

Когда Сильвестра препроводили в ее загроможденную мебелью гостиную, она приветствовала его возмущенным фырканьем; тем не менее крестную явно радовало то, что он почтил ее своим вниманием. А сообщив молодому человеку, что уже почти забыла, как он выглядит, она смягчилась, протянув ему руку и позволив поцеловать ее. Умиротворенная куртуазностью, с коей он склонился над ее ладонью, почтенная матрона взмахом руки предложила герцогу усаживаться в кресло по другую сторону камина и приступила к разговору, пожелав для начала узнать, как поживает его матушка.

– Я оставил ее в добром здравии, полагаю, – ответил он. – Но скажите мне, мадам, как чувствуете себя вы?

И она рассказала ему. Подробное изложение заняло добрых двадцать минут, вероятно, рассказ продлился бы еще больше, если бы она вдруг не вспомнила о том, что ей давно хотелось узнать. Резко оборвав перечисление своих хворей и недугов, миледи заявила:

– Но довольно об этом! Что это я слышу о вдове твоего брата? Ходят слухи, будто она вознамерилась выскочить за какого-то продавца галантерейных товаров. Я знала его родителя: препустой человечишко, хотя мог сойти за приятного и милого собеседника. А теперь говорят, что он вдруг превратился в законодателя мод и едва ли не всеобщего любимца. Полагаю, он богат до неприличия? Старый Фотерби наверняка должен был оставить после себя огромное состояние.

– О, он богат, как Золотой Мальчик! [12]– ответил Сильвестр.

– В самом деле? Хм! – Слова крестника явно произвели на леди Ингам впечатление, но после недолгих раздумий она заметила: – Торопится снова выскочить замуж, не так ли? А что станется с мальчишкой?

– Разумеется, он останется в Чансе.

Она недоуменно воззрилась на него.

– Как, ты намерен обременить свою мать еще и заботой о нем?

– Нет конечно. – Герцог принялся крутить в пальцах свой лорнет, глядя, как вспыхивают отблески огня на увеличительном стекле. – Я сам подумываю о том, чтобы жениться, мадам.

– Что ж, давно пора, – сварливо заметила она. – На девчонке Торрингтон, полагаю?

– Все может быть. Пожалуй, она вполне подойдет для этой цели… Ежели я буду уверен, что она не заскучает в Чансе. Видите ли, мадам, я твердо намерен взять себе супругу, которая понравится моей матери.

Если леди Ингам и сочла подобные резоны весьма необычными для женитьбы, то решила все же оставить свои мысли при себе.

– Она покорила твое сердце? – пожелала узнать вдова.

– Ни в малейшей степени, – ответил он. – Теперь вы сами видите, в сколь затруднительном положении я оказался! Дайте мне совет, умоляю!

Леди Ингам погрузилась в молчание, но он знал, что она напряженно размышляет, и потому терпеливо ждал, беспечно поигрывая лорнетом.

– Ты можешь налить себе бокал вина, – вдруг предложила миледи. – Я тоже выпью капельку – хотя и знаю, что мне придется дорого заплатить за это.

Герцог встал и подошел к приставному столику, на котором Горвич оставил серебряный поднос. Вернувшись к камину, Сильвестр вложил бокал с вином в руку вдовы и небрежно сказал: