Надин Миллер - Сватовство по ошибке

– В эти трабули ведут черные ходы домов самых богатых жителей Лиона, – рассказывала она. – Если я увижу дверь дома, когда-то принадлежавшего моему деду, я пойму наверняка, что мы попали в коридор, который рано или поздно выведет нас в Ла Крус Рус.

Тристан поднял фонарь повыше и уставился на ряд совершенно одинаковых дверей, тянувшийся вдоль стены коридора.

– Но как вы отличите вашу дверь от всех остальных? – удивился он. – По-моему, они все одинаковые!

– На двери, которую я ищу, должно быть два герба: герб герцогов Медичи, которые построили этот особняк в пятнадцатом веке, и… – в голосе ее зазвенела неприкрытая гордость. – И герб благородного рода Наварелей, владевших этим домом на протяжении трех последних столетий. – Помолчав немного, Мадлен добавила: – Сейчас в нем, разумеется, живет префект Лиона – бонапартист, который до революции был фермером, и разводил свиней.

Тристан отметил прозвучавшее в этих словах презрение и впервые начал понимать, почему Калебу Харкуру так хочется ввести свою дочь в круги английской аристократии. Подобно своей матери, Мадлен Харкур на меньшее не согласится. Интонация, с которой она произнесла слова "разводил свиней", свидетельствовала о том, что эта мадемуазель питала откровенное презрение к простолюдинам.

Тристан улыбнулся. До чего же неуютно эта французская аристократка будет чувствовать себя в шкуре простого крестьянина… и как же застыла бы в жилах Мадлен Харкур ее голубая кровь, узнай она, что в течение следующих двух недель спутником ее будет сын проститутки из лондонских трущоб!

Бедный Гарт! Провести всю жизнь прикованным к этой тщеславной француженке… и не слишком ли дорогая цена за надежду спасти свой титул и имение? Впервые в жизни Тристану подумалось, что в положении незаконного отпрыска есть свои преимущества.

И почему-то он испытал немалое удовольствие от мысли, что обнаружил в своей будущей невестке хотя бы один изъян.

В тот момент он не задумался, почему это так его порадовало.

– Боюсь, я свернула не туда, – извиняющимся тоном созналась она. – Надо вернуться обратно.

Ответом на это признание была гробовая тишина. Девушка помедлила, ожидая от спутников взрыва досады, а возможно, и гнева. Но Тристан Тибальт стоял неподвижно, вслушиваясь во что-то, как насторожившаяся гончая, а Форли обеспокоено вглядывался в его лицо.

– Там, впереди, какие-то люди, – наконец сообщил Тибальт. – Не знаю точно, сколько их там. Они довольно далеко, но движутся быстро и направляются в нашу сторону.

Мадлен затаила дыхание, тоже прислушиваясь.

– Вы уверены? Я ничего не слышу.

– Поверьте ему, – сказал Форли. – Я по опыту знаю, что у милорда слух и инстинкты, которым могла бы позавидовать даже… лиса.

– Встречаться с ними нельзя ни в коем случае, – угрюмо пробормотал Тибальт. – Нам надо где-то спрятаться, а до сих пор я не видел в этой стене ни единой ниши. – Он передал свой фонарь Форли и нащупал свободную руку Мадлен. – Единственная наша надежда – успеть вернуться на центральную площадку и нырнуть в один из коридоров.

С этими словами Тристан взял фонарь Мадлен в левую руку, правой рукой сжал запястье девушки и бросился бежать по коридору, увлекая свою спутницу за собой.

Мадлен могла похвалиться длинными ногами, однако ноги англичанина были еще длиннее, а пальцы его стальным браслетом сжимали ее запястье. Девушка отчаянно торопилась следом за ним по узкому трабулю, с трудом передвигая ноги в тяжелых крестьянских башмаках и, молясь про себя, чтобы эти башмаки не свалились на бегу. К тому моменту, когда они достигли площадки, сердце ее бешено колотилось, а легкие горели, требуя хотя бы глоток свежего воздуха. Ни секунды не колеблясь, Тристан нырнул в ближайший проход и отбежал на такое расстояние, на котором их ни при каких обстоятельствах не смогли бы заметить с площадки.

– Дайте мне вашу куртку. Я прикрою фонарь, – потребовал он.

Мадлен сбросила с плеч холщовую куртку и вручила ее Тристану. Мгновенно воцарилась темнота, и сердце девушки вновь испуганно затрепетало. Вообще-то она не боялась темноты, но этот старинный лабиринт и близость загадочного незнакомца выводили ее из себя.

– Не будет ли безопаснее, если мы пройдем дальше по коридору? – прошептала она, когда смогла, наконец, перевести дыхание.

– Возможно, но я предпочел бы остаться здесь.

Глаза Мадлен привыкли к темноте, и она заметила, что взгляд Тристана прикован к освещенной луной площадке. Он глядел туда с такой настойчивостью, словно от этого зависела вся его жизнь… и, с ее точки зрения, это было странно. Собравшись с духом, Мадлен сделала еще одну попытку: