Филиппа Грегори - Укрощение королевы

Я намерена издать свои переводы Нового Завета и закончить свою новую книгу. В ней я опишу свои убеждения безо всякого страха и подпишу их своим именем. Никогда больше я не стану печататься, трусливо скрывая имя автора, не признаваясь в их принадлежности. Я буду говорить то, что у меня на сердце, и ни один мужчина больше не сможет меня остановить.

Я буду воспитывать своих приемных детей в обновленном вероисповедании и молиться Богу на родном мне языке. И буду смотреть на то, как Томас Сеймур идет навстречу мне, чтобы поцеловать мою руку, не боясь, что кто-то заметит радость и желание на моем лице. И я буду целовать его губы, и принимать его ласки в постели. Я буду жить, как умная и страстная женщина, вкладывая то, чем наградил меня Господь, во все, что я буду делать.

Я считаю, что быть свободной женщиной означает быть одновременно и страстной, и умной, – и теперь я свободна. Наконец.

Меня удивляет, что о Екатерине, Kateryn the Quene, KP как она подписывалась, так мало известно. Последняя жена Генриха, которой удалось пережить женоубийцу, уничтожившего четверых из пяти ее предшественниц, явно была удивительно упорной и стойкой женщиной. Она выявила и разоблачила целые серии заговоров традиционалистов английской церкви, которые были полны решимости вернуть католическую веру в Англию, вырастила двоих младших детей короля в протестантской вере, которая позже стала стержнем и основой их будущего правления, подружилась с его старшей дочерью, леди Марией, строгой сторонницей католицизма, и поддержала возвращение ее статуса наследницы. Она послужила своему королевству в качестве регента, самого важного лица в отсутствие короля, и сделала это достойно.

Она во многом походила на прежних жен Генриха: ее сделали регентом, как испанскую принцессу, Екатерину Арагонскую; она родилась в Англии и была воспитана, как Екатерина Говард; она была прекрасно образована и стремилась к реформам церкви, как Анна Болейн; и, как Анна Клевская, была аутсайдером для двора, потому что происходила родом с севера страны.

Она растила сына Джейн Сеймур и любила ее брата. Если бы Джейн не умерла, то она вполне могла стать ей невесткой.

Но самым интересным в ней, пожалуй, было ее стремление к чтению и переводу. Мы не знаем, насколько хорошо она была образована, когда только попала во дворец совсем молодой вдовой северянина лорда Латимера. Скорее всего, она изучала латынь и французский язык вместе с братом и его гувернерами, но ее занятия закончились вместе с отъездом брата. Поэтому, когда она появилась при дворе, который бурлил спорами о том, на каком языке должна быть издана Библия, на английском или латыни, что принимают верующие во время причастия – просвиру или плоть Господню, какой должна быть церковь, католической или реформаторской, – она решительно взялась за самообразование.

Ее решимость заниматься латынью хорошо просматривается в ее письмах приемному сыну, маленькому принцу Уэльскому. Ее изучение теологии видно по ее публикациям. Она стала первой женщиной, которая опубликовала свои работы на английском языке и подписала их своим именем. Это был экстраординарный и исключительно смелый поступок. Раньше женщины-писательницы писали на среднеанглийском, как Чосер, а не на узнаваемом языке Шекспира, как это делала Парр. Единицы отваживались публиковать свои работы, и то делали это анонимно; но чаще всего это были переводы текстов, написанных мужчинами. До Екатерины Парр никто из женщин не решался писать самостоятельно исходный текст на английском, для публикации с собственным именем на титульной странице, как это сделала она, издав свой перевод молитв и псалмов. А ее последней работой стал не только перевод, но и собственные размышления, изданные под названием «Сетования грешницы».

Все три из изданных ею книг пережили свое время, и их можно и сейчас прочитать в редакции Джанел Мюллер, как указанно в прилагаемой библиографии. В замке Садели, Глостершир, можно даже увидеть несколько страниц первого издания. Удивительно, что женщина из 1500-х годов по-прежнему может говорить с нами сквозь века. Конечно, историки могут лишь сожалеть о том, что Парр вместо молитв не стала описывать хронику событий своих дней. Только представьте, как много мы могли узнать у нее о последних днях двора короля Генриха! Но для Парр, как и для других духовно ориентированых женщин, отношения с Богом могли быть куда важнее, чем ее жизнь в физическом мире.