Джулия Лонг - Любовь в награду

Наступила еще одна неловкая пауза.

– А вы… звонили с какой-то определенной целью, милорд? – наконец поинтересовалась Элайза.

– Да, разумеется. – Больше он ничего не сказал.

Элайза мысленно отругала себя, не зная, стоит ли ей продолжать разговор.

Голос лорда ла Вея зазвучал немного раздраженно, когда он все-таки заговорил и снова повернул к ней голову.

– Будьте добры, поднимите перо с пола – оно у письменного стола.

Ее глаза расширились, а затем уперлись в пол.

Перо для письма действительно лежало на полу почти под столом.

Элайза в замешательстве взглянула на принца.

Лорд Ла Вей по-прежнему смотрел в сторону.

А потом она покраснела…

Было ли это доказательством его превосходства? Произвольная команда посреди дня для выполнения лакейского задания, просто потому что это в его власти? Или ему захотелось увидеть, как муслин платья обтянет ее поясницу, когда она наклонится?

Увы, никакого разъяснения не последовало. Он просто ждал.

– Разумеется, милорд, – сказала Элайза. Потому что именно этот ответ она должна давать на все его просьбы.

С побагровевшими щеками Элайза сделала два шага к письменному столу и, наклонившись, чтобы опуститься на колени – медленно, грациозно, – заметила, кажется, тот самый скомканный листок бумаги, который видела вчера. На нем было нацарапано несколько слов, и написаны они были явно пьяным человеком – столько клякс было на листке и такими неровными были буквы. Она также увидела шарик воска, и печать, и чернила, и песок, пустой графин из-под бренди и маленький флакон настойки опия, еще не пустой.

Элайза довольно долго простояла на коленях, чтобы заметить, что и в кабинете принца ковер покрыт пылью. Святой Боже!

Медленно поднявшись, она бережно положила перо на стол, словно возвращала птенца в гнездо. Вставая, Элайза разглядела одно из слов, написанных на листе бумаги: «Мари-Элен».

Она повернулась, придала своему лицу загадочное выражение и сложила на груди руки.

– Это все, лорд Ла Вей?

– Да, это все, – ответил он.

Некоторое время они смотрели друг на друга, находясь по разные стороны пыльного ковра.

– Хотите, чтобы я наполнила графин бренди?

– Вы недолго продержитесь на своем месте, если будете постоянно спрашивать меня, как и что делать, миссис Фонтейн.

Святая Богородица! Верхушки ее ушей запылали от попытки сдержаться и светились, как сигнальные огни маяка, – их было видно, поскольку волосы она заколола так, что они не прикрывали уши.

Лорд Ла Вей с любопытством смотрел на нее. Возможно, он ждал, что ее макушка приподнимется, и оттуда повалит густой пар.

– Ковры в этой комнате тоже необходимо выбить, – спокойно сказала Элайза.

Лорд Ла Вей резко отвернулся, схватил перо и стал вертеть его в руках.

Элайза была почти уверена, что он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Не намекаете ли вы на то, что в этой комнате, кроме ковров, надо выбить еще что-то, миссис Фонтейн? – лениво спросил он, пододвигая к себе письмо.

Но когда он снова повернулся к Элайзе, все еще держа перо в руке, его лицо вновь обрело бесстрастное выражение. Проникавшие в комнату сквозь окно солнечные лучи образовали над его головой нечто напоминающее золотую корону. И это казалось вполне уместным.

– Вы можете идти, – сказал принц настолько раздраженным тоном, будто она должна была это понять и без слов.

Элайза побаивалась возвращаться в кухню. Зато теперь она шла по мягко освещенному коридору: в ответвлениях сверкающих канделябров горели свечи с обрезанными фитилями. Она испытала бы больше радости, если бы свечи не освещали пыльные полы и грязные стены. Ее лицо от переживаний было разгоряченным и таким чувствительным, словно с него в буквальном смысле содрали кожу. Элайза замедлила шаг, чтобы иметь более достойный вид, когда поняла, что стремительно несется прочь от кабинета.

В ней теплилась надежда, что прислуга еще не закончила отмывать кухню, потому что добрая порция тяжелого труда была бы прекрасным средством для того, чтобы умерить ее ярость. И еще она молилась о том, чтобы завтра был пригожий день и она смогла бы самого дьявола выколотить из грязных ковров.

Лишь малое удержало Элайзу от того, чтобы поставить на место ковра лорда ла Вея. Выражение лица, с каким он произнес слово «Франция» и слово «дом». Элайза прекрасно знала, что значит тосковать по дому. И это малое, как и тени под его глазами, прокладывало дорожку к нему. Она на это надеялась.