Упоминание Иосифа только подстегнуло Марию.
– Я не на долго, – только поднимусь на гору, постою немного – и обратно. А ты пока приляг, отдохни.
Не слушая сердито ворчавшую сестру, Мария вышла под моросящий холодный дождь. Никого не встретив по пути, Мария свернула с дороги и, сдерживая дыхание, поднялась на вершину горы. Там никого не было.
– Конечно, в такой дождь только сумасшедший может прийти сюда,– оправдывала она Иоанна. Да и занят он, наверное, в лавке Наума.
Вдруг справа от себя Мария услышала шорох и увидела тень за стволом старого дерева.
– Неужели разбойники? – вспомнила она вчерашнее предупреждение Елисаветы и сердце её похолодело.
В момент, когда Мария уже была готова убежать из рощи, Иоанн с шумом выскочил из-за дерева и, подхватив её на руки, закружил среди деревьев.
– Как ты меня напугал, – весело сказала Мария, обнимая его за шею, – я думала, что это разбойники.
– Я и есть разбойник, – притворно грозно произнёс Иоанн, – я пришёл, чтобы погубить твою душу. Берегись!
– Я думала, что ты не придешь сегодня, – сказала Мария, – … всё этот проклятый дождь.
– Как я мог не прийти? – воскликнул Иоанн. – Как я мог не прийти, зная, что меня будет ждать самая прекрасная девушка на всей земле!
От этих слов сердце Марии ёкнуло, а Иоанн поставил её на ноги и стал покрывать лицо Марии поцелуями. У Марии закружилась голова, ей стало казаться, что это не она отвечает Иоанну жаркими поцелуями, а какая-то другая счастливая девушка, что это просто сон, а холодный дождь вовсе не холодный, а тёплый или даже горячий.
В таком состоянии Мария даже не заметила, что Иоанн привалил её к стволу дерева, что он откинул её мокрую мантию, что он задрал её нижнюю льняную рубашку. Всё поплыло как в тумане, она совсем перестала соображать и только подставляла свои жадные губы Иоанну и дрожала всем телом. Только тогда, когда боль пронзила её тело, она поняла, что происходит, но боль вдруг смешалась с жарким трепетом её тела, и этот трепет заставил её всё сильнее прижиматься к Иоанну…
Расставшись с Иоанном на краю Вифании, Мария заспешила домой. На душе у неё было и радостно, и тревожно. Радостно от того, что Иоанн поклялся ей в своей любви, а тревожно от всей неопределённости её настоящего и будущего.
– Приходи сюда через три дня, – сказал ей Иоанн, – я пока занят буду.
– Что, промокла, небось? – встретила её Елисавета вопросом, – и чего тебя, сумасшедшую, понесло туда в такую погоду? Садись быстро к огню греться да сушиться.
Мария скинула промокшую мантию и подсела к очагу.
– Ты что это такая печальная? – спросила сестра, – вчера после прогулки ты просто летала по комнате, щебетала, как божья птаха, а сегодня ты будто не Иерусалим ходила смотреть, а казнь падшей женщины.
От этого сравнения Мария вздрогнула, и на душе заскребли кошки.
– Продрогла вся, – ответила она, думая о своём.
– Что же теперь будет с нами? Господи! Быстрей бы три дня прошли. Иоанн обязательно за это время что- нибудь придумает.
Они рано легли спать, а весь следующий день занимались шитьём одежды для Елисаветы. Её живот рос не по дням, а по часам и в то, что у неё было, она уже не влезала.
Как всегда на закате, они пошли по воду и, когда возвращались домой, повстречали соседку – сестру Иоанна. Поболтав, как обычно, по-соседски, они уже собирались проститься, как она, как бы невзначай, сообщила:
– А брат-то сегодня в Египет ушёл. Вчера вечером пришёл мокрый весь и хмурый и стал собираться в дорогу.
– Куда ты, – отговаривала я его, – дождись тепла. Так нет – и слушать не стал, спозаранку и ушёл. В Александрию.
Сказав это, она пошла дальше, а Елисавета вздрогнула и выронила кувшин. Не успел он долететь до земли, как его догнал кувшин Марии, и они с глухим треском разлетелись на куски. Соседка обернулась на шум битой посуды и, покачав головой, пошла дальше, а Елисавета только всплеснула руками. Она хотела что-то сказать, но тут увидела лицо Марии, и сердце её сжалось от боли. Это было лицо человека с глазами, полными страха и ужаса.
– Ты что, Мария? Да пропади они пропадом – эти кувшины, стоит ли из-за этого так пугаться?
– Я…я, – только и смогла произнести Мария, давясь слезами.
– А ну, пошли в дом, – скомандовала Елисавета, почувствовав неладное.
Не успели они зайти в дом, как Мария, зарыдав во весь голос, бросилась в свой закуток. Обескураженная Елисавета последовала за ней и, как не пыталась, не могла успокоить плачущую Марию. Елисавета долго сидела у её изголовья и, не зная, что предпринять, только гладила Марию по голове. Своей женской интуицией она поняла, что случилось что-то очень нехорошее, и что Мария плачет не по разбитому кувшину, а по ушедшему в Египет Иоанну, но никак не могла взять в толк – почему?
Читать дальше