Наталья Новгородская - ПОД МУЗЫКУ ШОПЕНА

Василиса Ивановна Глазунова, в девичестве Спасская, была замужем за внебрачным сыном графа Т. У него не было титула, но имелось большое состояние, связи и огромный дом, а у нее – неплохое приданое и перспективы на большое наследство; она была хороша собою, и молодой Павел Алексеевич Глазунов, почти не раздумывая, сделал ей предложение. Он был довольно важной персоной города и часто посещал министерства и различные собрания, где был то председателем, то организатором, то меценатом. Лизет помнила плохо Глазуновых, зато их дом запомнила хорошо: белый, двухэтажный, с колоннами, он, маленькой Лизе казался творением злого волшебника, который придумал все эти коридоры и множество комнат только для того, чтобы пугать и прятать там маленьких девочек, и ей было страшно. Но сейчас, взрослая Лиза уже не боялась ходить по огромным залам, ей нравилось смотреть из окна на внутренний двор, где был разбит чудесный сад, или выглядывать из-за занавески на улицу, где проезжают экипажи и снуют прохожие.

Её не привлекала роскошь особняка, а первое время скорее поражала – она боялась трогать позолоченные дверные ручки, осторожно ходила по набивному паркету, боясь его поцарапать туфлями, и часто думала о том, что огромные деньги, потраченные на лепнину на потолке, можно было бы уподобить более полезным и рациональным способом. Она была далека от таких понятий, как престиж семьи и высокое положение в обществе, и только удивлялась, что всё в доме было подчинено им, а жизнь его обитателей была расписана чуть ли не по минутам: визиты, балы, танцы, приёмы, обеды; все знали, что они будут делать сегодня после обеда, завтра или даже через неделю, или месяц. Она была единственным свободным от условностей человеком в семье Глазуновых.

Она с удовольствием гуляла по саду, а в город выходила редко, только в церковь, или иногда сопровождала тётушку за покупками, но чаще находила занятие в доме – там было чудесное, новое фортепиано, и она с наслаждение музицировала, восполняя пробелы, которые появились вследствие отсутствия практики, но пальцы её были по-прежнему быстры и легко порхали над клавишами, приводя в восторг двух хозяйских дочек – шестнадцати и восемнадцати лет. Ещё у Глазуновых был старший сын – Мишель, или официально Михаил Павлович, высокий, голубоглазый и светловолосый; ему с детства пророчили большое будущее, но надежд своих родителей он пока не оправдывал. Хотя отец пытался устроить его куда-нибудь, дать ему какое-то важное дело, но всё было напрасно: Мишель зевал в кабинетах и уходил оттуда раньше всех. Он считал эти заседания пустыми и глупыми и так отзывался о них, что разгневал отца: “Эти заседатели только и делают, что сидят в душных кабинетах! Но больше ни на что не способны! Никого даже не волнует, как исполняются их проекты и приказы, и читают ли их вообще!” Он искренне считал, что больше пользы приносит, заказывая новые костюмы и перчатки и обеспечивая тем самым портным заработок, и что же это, как не дело во благо страны?

Дядюшка совсем не интересовался жизнью Лизет, а вот тётушка более уделяла ей внимание: просила сыграть какую-нибудь пьесу или романс, а дочери её пели, или просила позвать служанку, или разлить чай, или принести из комнаты шаль или шаль унести. В общем, Лизет выполняла все просьбы своей благодетельницы, не чувствуя каких-либо стеснений, благодарная ей за кров и участие в её жизни. Но к чаю саму Лизет не приглашали и гостям её не представляли, и никогда не просили сыграть на публике – это делала старшая дочь, таланты которой, довольно посредственные, выставлялись напоказ и объявлялись всем, как образец для подражания. Она пыталась сойтись со своими кузинами, но те часто мягко давали ей понять, что она недостойна долго находиться в их обществе, и она отступала.

Мишель отзывался о сёстрах не совсем учтиво:

– Пустоголовые девицы! Знаете, Лизет, моя бы воля, я скорей бы их уже выдал замуж, чтобы они зазря не занимали наши комнаты! Всё равно от них никакого проку – ни таланта, ни обаяния, ни ума, ни очарования! Пустые головы – только и всего!

Она улыбалась и приказывала ему не судить так строго, ведь молодость дана девушкам, чтобы развлекаться.

Лизет часто оставалась в комнатах с младшими детьми и читала им, или они устраивали танцы, и ей было премило наблюдать, как неумело они вальсируют маленькими ножками, как десятилетний кавалер хватает свою маленькую даму за руку, ведя на танец, и как они смешно падают в конце, навертевшись вдоволь, до головокружения. Там же, в августе, Лизет встретила своё восемнадцатилетие, но никому не сказав об этом, она напрасно ждала поздравлений. Мишель, единственный, с кем она могла говорить о чём-либо, веселил её, они часто вместе гуляли в саду, и как-то, Лизет даже не поняла, как, может, от слуг, он узнал о её празднике, и повинился, что не поздравил её раньше.